Улыбка женщины

— В любом случае я не стал бы на вашем месте ждать слишком многого, — продолжал я. — Роберт Миллер — очень замкнутый, если не сказать тяжелый человек. С тех пор как жена покинула его, он уединенно живет в маленьком коттедже, отдавая всю свою любовь собачке по имени… Роки.

— О, как это печально, — вздохнула она.

— Это действительно печально. Роберт всегда был человеком со странностями, но теперь… — Я испустил глубокий театральный вздох. — Мы пытаемся вытащить его в Париж по просьбе газеты «Фигаро», однако надежды все меньше.

— Странно, никогда бы не подумала, — задумчиво проговорила она. — Его роман такой… жизнерадостный и написан с юмором. А вы знаете месье Миллера лично?

Тут она впервые взглянула на меня с интересом.

— Ну… — Я многозначительно прокашлялся. — Думаю, я один из немногих, кто действительно знает Роберта Миллера. Я много с ним работал над его книгой, и он ценит меня.

Это произвело на нее впечатление.

— Роман получился замечательный. — На мгновение она задумалась. — Ах, как я хотела бы познакомиться с этим Робертом Миллером! Вы полагаете, у меня совсем нет шансов?

— Что вам ответить, мадемуазель Бреден? — пожал я плечами. — Я полагаю, но я не Господь Бог.

Она замолчала, играя бахромой своего шарфа.

— Видите ли, месье Шабане, — наконец сказала она, — это не обычное читательское письмо. Долго объяснять, и к вам это не имеет ни малейшего отношения, но… месье Миллер очень помог мне, и я хотела бы выразить ему свою признательность. Вы понимаете меня?

Я кивнул, сгорая от нетерпения заглянуть в свой ящик для корреспонденции и прочитать, что же такое написала мадемуазель Бреден Роберту Миллеру.

— Что ж, подождем, — по-соломоновски рассудил я. — Как там говорят англичане? Будем ждать, попивая чай.

Мадемуазель Бреден изобразила притворное отчаяние:

— Я так не люблю ждать!

— А кому это нравится? — спросил я покровительственным тоном.

У меня вдруг возникло приятное чувство, что инициатива в разговоре перешла в мои руки. Мог ли я тогда знать, что всего через несколько недель буду в нетерпении ожидать ответа рассерженной женщины с темно-зелеными глазами, который должен поставить последнюю точку в моем романе и решить мою судьбу.

— Позвольте, я оставлю вам свою визитку, — сказала мадемуазель Бреден, доставая из кожаного кошелька карточку с двумя вишнями. — Только на случай, если Роберт Миллер приедет в Париж. Быть может, вас не затруднит сообщить мне об этом. — Она бросила на меня заговорщицкий взгляд.

— Да, давайте оставаться на связи, — ответил я.

Признаюсь, в тот момент я ничего так не желал, как этого. Пусть даже ради Роберта Миллера. По правде сказать, я уже начинал ненавидеть этого парня. Я взял у нее визитку и не смог скрыть своего удивления:

— Как? Вы работаете в этом ресторане?

— Это мой ресторан, — ответила она. — А вы его знаете?

— Э… А… Не то чтобы знаю… — Я должен был следить за тем, что говорю. — Разве не об этом ресторане пишет Роберт Миллер? Вот так совпадение!

— Совпадение? — Она многозначительно взглянула на меня, и на какую-то кошмарную секунду мне показалось, что ей все известно.

Нет, это невозможно! Совершенно невозможно! Никто, кроме меня и Адама, не знал, что Роберта Миллера на самом деле зовут Андре Шабане.

— До свидания, месье Шабане. — Она улыбнулась мне еще раз, прежде чем уйти. — Быть может, мне удастся скоро это выяснить с вашей помощью.

— До свидания, мадемуазель Бреден, — засмеялся я, надеясь, что это ей никогда не удастся.

Или уж точно без моей помощи.

5

— Миллер… Миллер… Миллер, — склонившись над клавиатурой, повторяла Бернадетт. — Посмотрим, что скажет Google.

Опять наступил понедельник, но в конце недели в ресторане было так много работы, что я не смогла посвятить ни минутки своему новому хобби — поискам Роберта Миллера.

В пятницу мы принимали две большие компании гостей. Одна отмечала день рождения — много песен, много тостов. Другая, по-видимому, состояла из еще более отпетых гуляк, начинающих праздновать Рождество в ноябре.

Жак, весь в мыле, ругался на чем свет стоит. Вся готовка легла на его плечи, потому что другому шеф-повару, Полю, нездоровилось.

Кроме того, гости не заказывали рыбных блюд. Они не делали отступлений от меню, и Жак опасался, что я закупила слишком много лососины.

Но я была далека от всего этого. Мысленно я находилась рядом с одним симпатичным англичанином, таким же, по-видимому, одиноким, как и я.

— Представь себе, его бросила жена, и сейчас у него никого нет, кроме маленькой собачки, — рассказывала я Бернадетт по телефону в воскресенье. Я лежала на диване и держала в руках роман Миллера.

— Ах, дорогая, — ответила Бернадетт, — это просто бал одиноких сердец. Его бросили и тебя бросили. Он любит французскую кухню и ты тоже. Как говорится, приятного аппетита, — неудачно сострила она. — Он уже объявился, твой печальный англичанин?