Из-за наркозависимости Игната я познакомилась с теми, кто торговал героином по-крупному. В общем, занесло меня в сумасшедшем состоянии туда, куда мне соваться было НЕ НАДО. А Игнат постоянно обвинял меня в том, что я такая-сякая, изменяю ему, поэтому он и колется…
Все наркоманы оправдывают свои поступки и находят виноватых вокруг себя. Но при этом жизнь-то твоя, дебил, и подыхать придется тебе, а не им.
А вначале никаких измен с моей стороны не было, просто потом мне надоели беспочвенные обвинения и дикие сцены ревности. И я перестала себя контролировать. Тем более что под кайфом это невозможно. Игнат не задумывался, что все мои знакомства с барыгами, то есть челами, торгующими наркотой, произошли с его подачи.
Даже если близкий вам мужчина, парень или муж, плотно сидящий на игле, не дает вам колоться, это еще ничего не значит. Он все равно рано или поздно утянет вас на дно, откуда уже не выбраться. Бросайте его, если вы не сестра милосердия и не сумасшедшая, и бегите, сломя голову.
А получилось все очень просто. В поисках очередной дозы, Игнат однажды привел меня к одной парочке. Оба они — студенты. Он — будущий юрист, учился в академии милиции, а на тот момент — барыга, торгующий наркотой. Одно другому не мешало. Его подругу звали Стася. Откуда взялось это странное имя? Может, от Анастасии? Она была пока еще красивая, хоть и наркоманка: голубоглазая с белыми кудрями и славянскими чертами лица. В общем, мы с Игнатом с этой парочкой вроде как сдружились тем злосчастным летом. Я считала ее своей близкой подругой. Мы даже на шашлыки иногда ходили вместе, вчетвером.
Один раз Стася привела меня в гости к какому-то Гене. Я подумала, что это ее хороший знакомый, но у наркоманов не бывает хороших знакомых
. Она зашла узнать, нет ли чего интересного. Интересного, в смысле — наркоты, потому что Стасин дружок ей колоться не давал, но она покупала в других местах. У Гены, например. Но я об этом не подозревала и не обратила внимания на их шушуканье за моей спиной. В это время я рассматривала мини-фотостудию в большой комнате с профессиональной аппаратурой для съемок и проявочной лабораторией в ванной.Гена рассказал между делом, что он фотограф, и пригласил меня к себе в гости в следующий раз, чтобы я вроде как оценила его творчество, а то сейчас ему некогда и нужно убегать по делам. Мне стало действительно интересно, потому что мой отец когда-то тоже всерьез занимался фотографией. Кто же знал, что именно такие дуры, как я, приходят в эту ср…ю квартиренку второй раз. Знаем мы теперь, какие бывают фотографы!
При этом из разговора выяснилось, что Гена спит с отъявленной сплетницей и завистницей, и одновременно — моим врагом номер один, которая давно уже выложила ему про меня все самое «хорошее» и приплела, что я работала в Москве проституткой. Я же не буду рассказывать направо и налево, что деньги мне никто добровольно не давал, а я сама их изымала, можно сказать — экспроприировала, потому что богатеньким буратинкам нужно делиться наворованными бабками с бедными школьницами. У этой твари, Генкиной подруги, все были продажными, кто хорошо выглядел и одевался.
Когда я пришла одна в следующий раз — видали вы такую дебилку? — Гена запугал меня, что всем расскажет о моей продажности. И, надо сказать, профессионально так запугал, не вывернешься. Под этим предлогом он меня заставил фотографироваться в голом виде. Все было бы намного лучше, если бы я не испугалась. Но я слегка испугалась, потому что дорожила любовью к Игнату, а соответственно — и своей репутацией. Лучше бы уж я испугалась по-настоящему и не лезла дальше в это осиное гнездо.
Оказалось, что таких тупых овец, как я, немало в нашем городе. Сам фотограф и похвастал, выложив передо мной занимательный такой авторский альбомчик. Кого-то Гена запугивал, кого-то фотографировал за героин. Такие мрази, как он, в основном и рассчитывают, что молоденькие девушки не так опытны и умны, и боятся всего, особенно нелицеприятной огласки. Гена вроде даже в тюрьме сидел за изнасилование и тягу к этому, видимо, не потерял. Но мне-то, девочке из хорошей семьи, откуда было знать подноготную.
Гена выглядел более чем прилично. Я только потом узнала, что он — безработный наркоман, готовый за полграмма героина родную маму продать. Познакомившись с ним ближе некуда, мне пришлось познакомиться и с его одноклассником Шивой. С тем, который держал — или крышевал? — один из рынков в городе: несколько магазинов и торговых центров. Кроме того, Шива занимался поставками крупных партий героина и кокаина.
Если ты не родился в их среде, и не знаешь их законов, лучше с такими людьми не пересекаться — напугают до смерти. Или просто убьют. Это им, как в туалет сходить.
Выйдя на улицу и очнувшись от того страха, который на меня нагнал фотограф Гена, я решила его немного проучить и забрать как можно скорее свои фотки и негативы. К счастью — или к беде? — я могла, если хотела, понравиться каждому мужчине, попавшемуся на моем пути. Зацепив по дороге какого-то шаловливого мужичонку на «Ниве», я рассказала свою несчастную «жалистную» историю. Что я, мол, такая вся из себя белая и пушистая, а фотограф — сволочь и поддонок, напугал несчастную девочку… В общем — наплела с три короба.
В ответ на мои «откровения» тот, на «Ниве», рассказал мне про свою жизнь. Больно мне это нужно! А потом мужик оказался и вовсе редкостным придурком. Что делать, такой уж попался. Он начал из себя строить недоделанного Дон Жуана, и сказал, что Гену в бараний рог скрутит… В общем, разбив пару окон в его квартире, мужик из «Нивы» сказал, что фотограф точно теперь обделался, и я могу забрать свои фото.
Ну ладно я — полная дура без мозгов от наркоты, но ты-то — взрослый мужик! Вместо того, чтобы послать Дон Жуана местного разлива вместе с его дешевыми понтами, да и самого фотографа туда же, я позвонила Гене на следующий день и сказала, что приду к нему «за тем, что мне надо». Короче — за фотками. Игнат, которому я втюхала ту же жалистную историю про сволочного фотографа, увязался за мной то ли охранять, то ли рядом постоять.
Когда я позвонила в дверь, Гена долго не открывал, что сразу показалось подозрительным. Нам бы с Игнатом уматывать домой без оглядки, но тут в подъезд вбегает Шива, которого я видела в первый раз, только слышала о нем, и несется на меня, как самосвал. Не прошло и полсекунды, как его кулак скрестился с моим глазом. Я отлетела и ударилась об угол затылком с такой силой, что кровь из моей многострадальной головушки хлынула, как из ведра. Два других бугая, подручных Шивы, принялись избивать Игната. Потом его-то отпустили, а меня с разбитой головой затолкали в джип и заставили показывать адрес того мужика из «Нивы», который и заварил кашу.
Меня отправили ему звонить в дверь, а сами спрятались так, чтобы их не было видно в глазок. Тот мужичок не полным дураком оказался, а то бы я стала ко всему прочему и соучастницей убийства. Естественно, он не открыл: стоит вчерашняя чумовая девица у его двери вся в крови…
Короче, мы вчетвером: я, Шива, и двое его подручных, — вышли из подъезда. Шива с озабоченно-задумчивым видом сел на бордюр рядом со мной. Я-то опустилась на приступочку оттого, что у меня кружилась голова и подташнивало. Было ясно: он не знал, что со мною дальше делать. Потом он довез меня до дома, и даже номер своего телефона оставил. Зачем?
Но страх после «избиения младенца» поселился во мне навсегда. С тех пор, как только Шива звонил, что я ему нужна — я бросала все свои дела и спешила приехать.
Шива — Борис Шивакин — брутальный мужчина с черной щетиной (модная небритость или пофигизм?), с ясными голубыми глазами и лысый, как коленка. Он оказался старше меня лет на пятнадцать, а то и двадцать. Короче — ровесник моей матери. Шива пребывал в отличной физической форме и считал, что весь мир крутится вокруг него. Но это не главное. Он — единственный из всей стаи чертей, кто нравился женщинам с первого взгляда. У него была жена и трое малолетних детей. А еще — куча любовниц, готовых выполнить любое его желание за дорожку кокаина.
Но Шива — не просто брутал, он — уникальная тварь. Голливуд отдыхает! Поначалу я даже завидовала его жене. Мне нравилось то пренебрежение, с которым он относился к подчиненным, к тому же фотографу Гене, когда тот чуть ли не плясал перед ним. Кстати, у них оказались общие темные дела, точнее — делишки. Гена приводил к себе домой смазливых малолеток, сажал их на иглу, фотографировал топлесс, а потом шантажировал. Иногда и насиловал. Как пойдет. В этом для развлекухи участвовал и Шива. После герыча и фоток девицы не напишут заявление ментам, да и родителям откроются навряд ли.
Генин альбом, которым он гордился и который демонстрировал всем желающим, вмещал в себя не только обнаженку, но и крутое порно. В основном это были девушки из неблагополучных семей или наркоманки. Некоторые фотографии удавалось выкупить владелицам или забрать силой, но большинство оседало у Генки.
Короче, эти ублюдки из любой девушки, которую некому защитить, могли сделать такую шалаву, что за всю жизнь не отмоешься. Как ни странно, тогда меня мало волновало чужое мнение, и даже на собственные фотки было глубоко наплевать. И что меня в тот раз понесло за ними? Я ведь теперь могла попросить Шиву по дружбе изъять их у Гены, но как-то оказии не случилось. А зря! Ведь их потом забрала наша доблестная милиция, которая, как известно, нас бережет. Что тут сделаешь? Что случилось, то случилось.
Об их делах с Геной я узнала гораздо позже, а пока… Борис Иванович Шивакин был интересен собой, и сразу мне понравился. Такие люди обладают сильной энергетикой, притягивающей к себе, как магнитом. Я помню его каждую фразу, брошенную в мою сторону, каждое слово, сказанное им о себе. Шивой его называли братки, и я — за глаза, а он велел мне называть себя Борис.
Даже если Борис говорил что-то обидное, то это было правдой, и не казалось упреком. Он разговаривал всегда со мной со спокойной улыбкой, как учитель с ученицей, говоря часто фразы, впечатавшиеся в мой мозг до последнего словечка:
— Никогда никого не бойся!
— За все надо платить!
— Не верь никому!
По сути — неплохой человек, но его нервы были испорчены наркотой. Однажды Шива с «лепшими» друзьями, Гариком и Савелием, с которыми он и появился тогда в подъезде у Гены, чтобы расколоть мне башку, решили показать, как они отрываются: нюхают дорожку кокоса, а потом запивают водкой. И так раз десять подряд. А когда кокаин заканчивается — курят травку. Представляете, что у этих всемогущих людей творится с мозгами?! Ничем не подкрепленная мания величия сменяется неконтролируемой агрессией. И тогда убить человека для них — ничего не стоит.
Когда Шива мне звонил, обычно у него с собой был чистейший кокаин, и мы уезжали с ним в какое-нибудь красивое место, где непременно были остальные персонажи банды. Но они никогда меня не трогали, если я не хотела этого сама.
Это был мой кокаиновый период, пришедший на смену героиновому, и песни были соответственными. Одна из любимых композиций группы «Агата Кристи» звучала так:
Напудрив ноздри кокаином,Я выхожу на променад,И звезды светят мне красиво,И симпатичен ад!
Дело в том, что кокаин — это такое вещество, которое резко меняет твое отношение ко всему. Если с тобой рядом находится во время кайфа твой злейший враг, тебе будет казаться, что вы — братья по крови. Если ты — женщина, а рядом мужчина, пусть даже самый отвратный, то кажется, что между вами нереально сильная любовь друг к другу. Только боги могут любить так, как люди под кокаиновым кайфом. Мир — сказка! Красивая сказка с хэппиэндом!
А в реальности хэппиэнд, что означает по-английски счастливый конец, может оказаться просто «эндом», то есть — концом. Но от таких выводов я была слишком далека, потому что потерялась в пространстве.
Мысли о суициде посещали каждый день. Но и они тоже терялись… Ау, Алиса-а! Алисочка-а-а!!! Ты где? В зазеркалье?
И меня тянуло обратно к Борису Шивакину, чтобы нанюхаться и уйти от реальности… Примерно после третьей дорожки кокоса Шива становился сентиментальным и начинал рассказывать о своем сложном детстве. А как же без этого? У каждого зека или наркомана есть своя «жалистная» история.
Он просил не раз прощения за то, что ударил меня при первом знакомстве в подъезде у Гены. Видимо, недоверие Бориса ко всем людям и сделало его таким жестоким. Хотя он не был дураком, но часто мозг его не мог находиться в гармонии с телом, поэтому, если Шиве что-то не нравилось, его огромные кулаки, которые он переставал контролировать, сыпали удары направо и налево, придавая уверенность в себе.
Как-то раз я приехала к Борису в гости в уютный загородный дом с зимним садом, кинотеатром и небольшой гостиной. Мы мирно беседовали, и все бы ничего, пока его друг не привел с собой новенькую девчонку, с которой познакомился только что на остановке. Глупая девка стала орать на Бориса ни с того, ни с сего, что его заберет милиция, если она кому-то там сейчас же позвонит.
Причем тут милиция? Я так и не поняла, потому что все вели себя более или менее прилично, даже без матерщины. Видимо, телка решила показать, насколько крута, либо она совершенно не представляла, с кем разговаривает. Уже через пять минут она оказалась на полу вся в крови, а взбешенный Шива продолжал на ней отрабатывать боксерские удары. Я бегала вокруг и орала:
— Прекрати! Остановись! Ты с ума сошел!!!
Потом Шива приказал браткам отвезти труп в лес и закопать…
…С тех пор я знала: братку лучше не говорить, что его заберет милиция по звонку, особенно, если он под кайфом, а ты на его территории. Если скажешь что-то лишнее — подпишешь себе смертный приговор. После этой истории я вообще боялась прекословить Шиве.
Когда я стала чаще выступать сторонним наблюдателем — а мне очень понравилось с некоторых пор наблюдать жизнь как бы со стороны, — то заметила, что мужчины, которые избивают женщин, обладают массой комплексов неполноценности: у кого-то мужское достоинство подкачало размером, кто-то ростом не вышел, кто-то просто редкостный урод. Избиениями слабых они самоутверждаются за чужой счет. Не умственно ли они отсталые? Сложно сказать. В чем-то они преуспевают и могут быть успешными бизнесменами, миллионерами. Но любого из нас такие моральные уроды и за людей-то считать не будут, потому что делят всех на волков и овец.
2000 год
(Из дневника Алисы)
