Я поехала в Москву к Юнусову на свой страх и риск, поскольку подобное лечение не одобряется официальной медициной, скорее — отвергается. Но мне, которой отказали в лечении не только ВИЧа — что вовсе не удивительно, — но и гепатита С во всех инстанциях, выбирать не приходилось. «Держи меня, соломинка, держи!» — хваталась я за любую, пусть даже абсурдную, идею, лишь бы не умереть. Хотелось ощутить всю полноту жизни двадцатисемилетней молодой женщины, а не влачить жалкое существование, которое мне уготовано и стало привычно, когда с огромным трудом отрываешь себя утром от постели, превозмогая постоянную изматывающую боль, и когда о пеших прогулках в парк только мечтаешь.
К тому же, я оказалась в ловушке, в которую сама себя загнала на Хэллоуине: несколько раз после инфекционной больницы начинала употреблять противовирусные препараты, и каждая попытка заканчивалась полным отсутствием аппетита и таким жутким жжением в пальцах рук и ног, что невозможно терпеть. Я продолжительное время не могла нормально есть, и сильно похудела, что для ВИЧ-инфицированного больного — плохой признак.
…С первого мгновения врач Юнусов на меня произвел большое… Нет, не то! Скорее — неизгладимое впечатление. Можно сказать, что я оказалась под влиянием его сильного биополя, или так называемого «эго», или его энергетики. Как хотите — называйте.
— Если вы сюда попали, то Бог вас любит, — сказал он в момент знакомства вместо приветствия, мило улыбаясь.
А я лишь выдавила в ответ:
— Здравствуйте, — не зная, как с ним себя вести, ведь придется вывалить всю свою чернущую подноготную.
Все равно, что раздеться перед незнакомцем. Умом понимаю, что не мне стесняться: стольких мужиков в своей жизни видела-перевидела, — но почему-то именно перед ним заробела, как малолетка. Юнусов внешне не походил на медицинского работника, хотя и вел прием в белом халате. Передо мной сейчас предстал интересный восточный мужчина, поджарый, подтянутый, легко передвигающийся по комнате. Глядя на него можно сказать, что молодость — единственный человеческий недостаток, который быстро проходит, потому что во всем остальном Чингиз Алиевич был безупречен.
После недолгой паузы, в течение которой Юнусов меня внимательно рассматривал, он спросил:
— Вы от Анны Владимировны?
А я настолько была прибита энергией, исходящей от него, что чуть не лишилась дара речи. Почти обморок. Или полуобморок. Мне пришлось собирать свои разрозненные молекулы в нечто целое, чтобы ответить лишь короткое:
— Да.
А дальше я отдала ему в руки выписку из инфекционной больницы, в которую никто из врачей и вчитываться не хотел, лишь мельком глянув на слово ВИЧ. Меня гнали отовсюду пинками, как лишайно-блохастую кошку, и, честно сказать, я давно потеряла веру, что мне можно хоть чем-то помочь.
Отдала выписку, а сама, отодвигая момент моего очередного изгнания, озиралась по сторонам. Было необычно все: и восточная внешность врача, хотя фамилия Юнусов предполагала изначально таковую, и его небольшой кабинет в центре Москвы, заставленный диковинными вещами, которые можно долго рассматривать все вместе и каждую в отдельности.
Например, в углу около окна стояло кресло в виде ладони, сделанное из цельного куска древесины. Какой же толщины дерево должно быть, когда росло? Вековой дуб — не меньше. Тут же находились и другие вещицы, я бы сказала — авторские работы, настолько они отличались от обычных изяществом продуманных линий. Эти статуэтки, как потом оказалось, выполнены самим Юнусовым. Талантливый человек талантлив во многом.
— А почему вас зовут Чингиз Алиевич? Откуда вы родом, если не секрет? — повела я светскую беседу, наконец-то освоившись с обстановкой и чуть осмелев.
— Я из Дагестана. А вы откуда, милая девушка с не менее странным и нерусским именем Алиса?
— И, тем не менее, я — русская. Живу в Подмосковье с рождения. А имя… Меня мама так назвала, в честь героини Льюиса Кэрролла.
Хотела пояснить, что мама очень любила эту книгу с детства, но осеклась под пристальным взглядом Юнусова, который рассматривал меня с видимым интересом. Показалось или нет: он вовсе не слышал мою последнюю фразу про имя, а погрузился в какие-то собственные мысли. Неужели и этот меня выпроводит? Но я услышала:
— Присаживайтесь на этот стул. Снимите, пожалуйста, все украшения, которые касаются кожи, чтобы они не мешали диагностике. Потом я проверю, сможете ли вы их носить без вреда здоровью…
Он сел напротив меня через стол и бегло просмотрел выписку, где значилось: «ВИЧ — IV стадия, гепатит С, невропатия, тяжелая анемия…»
И СЛУЧИЛОСЬ ЧУДО: МЕНЯ НЕ ПОГНАЛИ ПРОЧЬ!
Он лишь посмотрел на меня с добродушный хитрецой. Я тогда еще не знала, что он — известный ученый, имеющий докторскую степень, который мог меня рассматривать, как очень интересный и ценный экземпляр для исследований. Эдакая подопытная лабораторная мышь редкой породы, которую любят, кормят, но потом препарируют без зазрения совести.
Чингиз Алиевич произнес:
— Ну что, Алиса Алексеевна Уварова? Будем вас лечить!
А мне оставалось только кинуться ему из благодарности в ноги — мысленно, конечно! — и молиться, как богу, сошедшему с небес. А потом началась странная диагностика, которой я не подвергалась ни разу, хотя последнее время не вылезала из больниц. Юнусов настроил компьютер и больно тыкал мне каким-то штырем в пальцы, фиксируя показания, что-то продолжая говорить, а я… Я попала конкретно! Или пропала? Он понравился мне, как мужчина, несмотря на то, что был старше более, чем в два раза. Можно даже сказать, что я влюбилась в него с первого взгляда.
Но это просто невероятно! Или противоестественно? Я слышала раньше, что пациенты влюбляются в своих лечащих врачей, но не на первом же приеме! А сейчас со мной происходило что-то невероятное: такого сильного чувства к противоположному полу я никогда не испытывала. Разве что под наркотой. Но я давно уже ничего не потребляла, так что на кайф мои теперешние эмоции списать невозможно. Когда наши взгляды встретились, я рассмотрела лишь цвет его глаз: они были зеленые. Как у меня.
После основной диагностики он попросил меня поочередно брать в руки украшения. Золотые серьги прошли проверку, а вот серебряная цепочка — нет.
— Алиса, во время лечения моими препаратами, пожалуйста, не носите украшения из серебра. И в дальнейшем откажитесь от них вовсе. Этот металл влияет отрицательно на вашу энергетику. А в следующий раз, если вам интересно, можете привезти на прием лекарства, которые принимаете, косметику, даже продукты. Я могу проверить с помощью моей методики — подходят ли они вам, или нет. Уверяю вас — от некоторых придется отказаться, как от серебряных украшений.
На этом Юнусов закончил манипуляции со штырем и сказал, что придется долго со мной работать.
— Кроме основных заболеваний, — пояснил он, — вы, Алиса, с ослабленным иммунитетом нахватали такое количество дополнительных инфекций, что надо проходить не один курс моих препаратов, чтобы выздороветь. Собственно, никто от самого вируса иммунодефицита не умирает, а к смерти приводят сопутствующие инфекции, с которыми организм перестает бороться. В вашем случае, от этих наложений нужно освобождаться постепенно, иначе ваш и без того слишком ослабленный организм не выдержит.
Меня сразило: Чингиз Алиевич ничуть не сомневался, что меня вылечит. Я прониклась безграничным доверием к нему, потому что еще никто мне не обещал выздоровление. А еще перед моим уходом он высказал очень странную вещь:
— Я не буду вдаваться в подробности, поскольку они вам будут непонятны, но моя диагностика — работа с энергетическими практиками. Я вижу, что на вас сильное проклятие. Либо родовое, передающееся вашему роду от отца или от матери, либо наложенное одним из ближайших родственников. По силе — я бы предположил последнее. На досуге попытайтесь вспомнить, кто мог такое с вами сделать, а я попробую выправить энергопотоки, хотя это крайне сложно.
Я заплатила за прием, получив на руки бумажный пакетик с полупрозрачными таблетками странного вида и рекомендации, как их принимать. И долго еще находилась под впечатлением от посещения Юнусова.
2007 год
(Из дневника Алисы)
