Мать Алексея, моего первого мужа, из разряда ненормальных гипермамаш, которые носятся со своим чадом, со своим любимчиком-сыночком до глубокой старости. Конечно, она мне не простила развод, будучи уверена, что я сразу перекочевала в постель к другому мужчине. А как же иначе?! Думая так, легче пережить отставку сына Лешеньки, самого лучшего мужчины на Земле! Ей и в мыслях не могло прийти, что я посмела сбежать в никуда, лишь бы не жить с этим пьяницей-буяном под одной крышей. Как же она со своим сыночком носилась!..
Но этого мало! Бывшая свекруха всерьез считала, что я обманула ее ненаглядного Лешеньку еще до свадьбы, с кем-то переспав, и навязав сыночку чужого ребенка. Что Алиска не ее внучка, она подчеркивала каждым словом и каждым своим действием. Я доказывать ничего не собиралась, потому что Алексей был первым и единственным на тот момент мужчиной, а наша дочь Алиса внешне — копия своего бездельника-папочки, который кроме рыбалки и пьянок с друзьями ничего знать не желал.
Не иначе, как Лешенькина сумасшедшая мамашка нас с Алисой и прокляла, когда я ее сыночка из квартиры выставила с вещами. Больше некому! Причем «сумасшедшая» не в переносном, а в прямом смысле слова — шизофреничка, передавшая свое заболевание через поколение, как раз — внучке Алисе. Только на меня-то проклятие не так сильно подействовало: я и в церковь часто хожу, да и не кровная ей родня, а Алиса схлопотала по полной программе, неся в себе эту поганую свекровуш-
кину кровь. Извините за каламбур, но что поделать, если так звучит. Из песни слов не выкинешь. Боюсь, что и проклинала она неоднократно. Главное — к бабкам-ворожеям бы не ходила. Но кто ее знает, что в запале, в обиде, да в гневе можно вытворить?
Помню, как в семь лет, перед самой школой, дочь Алиса, с которой мы в семье никогда не сюсюкались, а разговаривали по-взрослому, вдруг начала изъясняться «детским языком», не проговаривая нескольких букв и коверкая слова, когда подружилась с пятилетней соседкой по даче, и переучить Алису не удавалось целый год. Пришлось водить к психологу, который объяснил сей феномен тем, что девочка хотела остаться маленькой, чтобы ее все любили и жалели. А мы и так ее любили, тем более, что Алиса не только моя первая дочка, но и первая внучка у всех бабушек-дедушек. Что ей, спрашивается, не хватало? Или это был отголосок наведенной порчи? Но не пойман — не вор.
Посоветовавшись с Игорем, я иногда стала привозить Рому и Алену в Подмосковье на выходные дни, останавливаясь на ночь у сестры Ирины, чтобы мои дети от второго брака общались не только со своим дедушкой, теткой и племянниками, но главным образом — со своей старшей сводной сестрой Алисой. Ведь — напомню в который раз! — ВИЧ в быту не опасен. На всякий случай я проконсультировалась с участковым педиатром, который мне обрисовал ужасающую на первый взгляд картину этого заболевания:
— Нам запрещено распространять информацию о ВИЧ-инфици-рованных, но уверяю вас — их в Москве и Подмосковье много. Скажу больше — очень много. И если ваш ребенок ходит в сад или в школу, то контактирует и с такими детьми, и с их родителями. Статистика по родителям вообще неблагоприятная.
Так что, нам в столичном регионе приходится соседствовать с ВИЧ-больными, хотим мы этого или нет. Про болезнь Алисы мы в семье хотя бы знаем, а сколько ей подобных находятся рядом? В транспорте, в магазинах, в поликлиниках… И дело даже не в самом ВИЧе, а в тех сопутствующих заболеваниях, которыми страдают люди с пониженным иммунитетом. Фактически это — ходячие источники тяжелых инфекций.
Я приучала себя — прежде всего себя! — и всю семью к мысли, что нужно быть терпимыми по отношению к больным родственникам. Признаюсь: сначала мне было страшно за младших детей. К тому же, Алиса сама по себе человек непростой, и — не забываю никогда! — с легкой шизофренией. Не перенесет ли она свою ненависть ко мне на брата и сес тру? Они-то — ни в чем не повинные ангелочки.
Мой Игорь тоже опасался этого щекотливого момента, но вроде бы Алиса стала часто бывать в церкви, так что наши опасения, скорее всего, напрасны. Хотя я ничего не могла поделать с собой первое время, и не оставляла их втроем, не отпускала гулять одних. Только под моим или чьим-то присмотром.
Конечно, я соблюдала предосторожность, считаясь с Алисиным заболеванием, так что исключила всевозможные обнимашки, детские потасовки и поцелуйчики, хотя Ромик с Аленкой все время пытались повиснуть на старшей сестре: так любили находиться с ней рядом. А ведь детей не обманешь, они остро чувствуют плохое к себе отношение, и тогда никоим образом не заставишь их играть с человеком, который им не приглянулся изначально. Алиса же, казалось, искренне любила своих брата с сестрой, не давая мне даже повышать на детей голос. Под благовидным предлогом я переводила игру с возней на ковре в другую плоскость, чтобы исключить близкий контакт и возможные царапины.