Умные парни (сборник)

5 мая 1945 года на Эльбе состоялась встреча советских и американских войск. Командующий американской группировкой генерал Омар Брэдли собрался с визитом к маршалу Коневу. Американские офицеры, чтобы не уронить честь флага, посоветовали ему выпить флакон масла, потому что все предыдущие сцены братания с русскими заканчивались тем, что джипы привозили домой в стельку пьяных американцев. Конев поднял первый тост за здоровье Сталина, Черчилля и Рузвельта, не зная, что американский президент три недели как умер. Выяснилось, что больше одной рюмки маршал из-за язвы не пьет, и мучения Брэдли оказались напрасны. Но генерал был поражен русским ансамблем танца и выпытывал, где Конев раскопал таких красоток. «Это обычные девушки, – скромно ответил маршал. – В Красной армии все девушки такие». Когда Конев приехал к американцам с ответным визитом, он был изумлен феноменальной игрой на скрипке худенького солдатика. «Потрясающе! – кричал маршал. – Где вы выкопали такого гения?» «Это рядовой американский солдат, – скромно ответил Брэдли. – У нас все такие». Рядовым солдатом оказался величайший скрипач Яша Хейфец, которого американские офицеры, чтобы поразить Конева, на один день привезли из Парижа. Стоит ли говорить, что родом Яша Хейфец был из Одессы.

С язвой маршала Конева связана еще одна любопытная история. Когда он был верховным комиссаром Вены, к нему привели известного немецкого врача. Тот, прочитав историю болезни, заметил свысока, что русского генерала довели до критического состояния плохие доктора. Конев попросил немца не учить жизни и не читать нотации, а, если может, назначить курс лечения. Врач оказался толковым – маршал быстро пошел на поправку. Впоследствии Конев решил разузнать о судьбе спасителя. Выяснилось, что вскоре этот врач был осужден Нюрнбергским трибуналом как военный преступник за эксперименты на людях.

Рядом с вождями и далеко от вождей

Так уж получилось, что мерилом гениальности военачальника в нашей стране стала его решимость спорить со Сталиным. Вероятно, это больше говорит о нас самих, чем о военачальнике и о Сталине. Так или иначе, в 1942 году Жуков и Конев несколько часов в Кремле не давали Сталину согласия на переброску своих войск из-под Москвы в Сталинград. Сталин был в крайнем раздражении, генералов долго мариновали в приемной: «Передумали? Есть у вас что-то новое, чтобы доложить товарищу Сталину?» И они каждый раз отвечали: «Нет, не передумали и никаких других соображений не имеем».

Вряд ли Конев относился к Сталину с подобострастием и уж конечно не верил в его военный гений. Во время наступления немцев на Москву в 1941 году Сталин в истерике позвонил на Западный фронт и говорил о себе в третьем лице: «Товарищ Сталин не предатель, товарищ Сталин не изменник, товарищ Сталин честный человек, вся его ошибка в том, что он слишком доверился кавалеристам, товарищ Сталин сделает все, что в его силах, чтобы исправить положение». Уже потом, когда положение на фронтах было выправлено, Сталин стал другим – спокойным, уравновешенным, источавшим уверенность.

Конев судил о Сталине беспристрастно, видел его положительные и отрицательные стороны. Конев говорил, что знания вождя были поверхностными и в отношении оперативной обстановки неглубокими. Но в общей стратегической обстановке Сталин разбирался обстоятельно, быстро улавливал перемены. Совещания в Ставке проходили спокойно, каждому разрешалось курить в присутствии Верховного главнокомандующего, и никто, как любят показывать в фильмах, не стоял перед ним навытяжку, хотя доклады делали стоя. Своих маршалов во время войны Сталин берег, но опасался: «Пока пусть, придет время, в два счета укоротим». После войны все маршалы были разбросаны по огромной советской империи подальше от Москвы и друг от друга.

Маршалы превращаются в пешки

Генералы, которым не было равных на полях сражений, вчистую проигрывали генералам аппаратных интриг. Во время войны Сталин, как писал Константин Симонов, не давал в обиду командующих фронтами, поднимал их авторитет, брал под личную защиту перед партийными бонзами, зная им цену. Хрущев, оказавшись очередным «партийным оком» на фронте, которым командовал Конев, услышал пренебрежительное: «Не мешайте, Никита Сергеевич, сами разберемся!» Такие эскапады политиками не забываются. После устранения Жукова Хрущев принялся за Конева, который возражал против стремительного сокращения армии и акцента исключительно на ракетно-стратегических войсках в ущерб всем другим видам вооруженных сил.