Умные парни (сборник)

Верх-Нейвинск, войсковая часть № 15799, завод № 813, п/я А-7354, Свердловск-44, Новоуральск – так назывался этот город в разные времена. На карте он не значился никогда, нет его и сейчас. Хотя нельзя исключить, что в недалеком будущем российская карта будет состоять исключительно из закрытых городов. На фоне вымирающей провинции отсутствующий в географическом пространстве Новоуральск процветает. Средний заработок на комбинате около 10 тысяч рублей, инженер получает 16–17 тысяч. Зарплата поступает в срок, о массовых протестах здесь никогда не помышляли. Перебоев с электричеством и теплом не бывает. В хорошем состоянии стадионы, клубы и детские дома творчества, функционируют освещенная лыжная трасса и два горнолыжных спуска с подъемниками. Мясомолочный комбинат работает на новом импортном оборудовании. На больничный комплекс никто не жалуется, загруженность роддома не падает. Люди одеваются аккуратно, но безлико, словно из одного распределителя. Машины ездят медленно, московские пешеходы и то быстрее бегают. Кстати, машины только отечественные, иномарок нет и в помине. В местном Театре оперетты каждый день дают спектакли, ставят премьеры. А иногда там даже случаются аншлаги.

Одним словом, в этом городе все хорошо. Правда, жить приходится за колючей проволокой. Но к этому можно привыкнуть. «Тридцать лет назад меня привез сюда муж – я почти плакала, – вспоминает Наталья Санникова. – Теперь привыкла. Спокойно, нет страха. И я уже не завидую московским друзьям. У нас нет “Макдоналдса”, но у нас и машины не взрывают».

И кажется, что вернулось советское время. Если кто-то испытывает по нему ностальгию, надо срочно ехать в Новоуральск. Но ведь не проберешься – город за колючей проволокой…

Здесь находится Уральский электрохимический комбинат, где была сделана начинка для первой советской атомной бомбы, реакторное топливо для подлодок, для АЭС. Это самое большое в мире разделительное производство, где гексафторид урана, который привозят с других комбинатов атомного царства, доводят до нужной степени обогащения. По технологической сложности в длинной этой цепочке обогатительное производство считается наиболее изощренным.

24 сотрудника комбината стали лауреатами Ленинской премии, обладателей Государственных премий здесь под полсотни. На комбинате внедряли свои идеи корифеи науки – академики Курчатов, Соболев, Бочвар, Миллионщиков, Виноградов, Фрумкин, Тананаев, Фридляндер…

Иностранцев здесь не видели, иногородних корреспондентов тоже. Любое фотографирование за главной проходной категорически исключено. Дальше по территории – еще множество проходных, шлагбаумов и охраняемых постов. Как в сказке про Аладдина, который все дальше спускался в подземный город. Но в последнее время в Новоуральске постоянно находятся американские инженеры. «Это первое режимное послабление, – сказал начальник по режиму, загадочно улыбаясь и не мигая. – Мы помогаем загранице. И она поможет нам».

Половина урана для американских АЭС производится в России, значительная часть – в Новоуральске. Россия зарабатывает на этом каждый год почти полмиллиарда долларов. Обогащение урана в России производится центробежным методом, который, несмотря на долгие старания, не дался в руки американцам. Это один из немногих примеров, когда Россия в технологиях превзошла США. Не помогло даже то, что немецкий инженер Циппе, который работал в СССР и под честное слово о неразглашении был выпущен в ГДР, убежал на Запад. Патент в Америке взял. Пустой патент – нет производства.

Кто-то из великих говорил: правильное техническое решение должно быть обязательно красивым. Не в смысле абстрактной, радующей создателя гармонии. Эстетически красивым, приковывающим взгляд и волнующим душу, как может волновать лес или море. Для описания совершенной техники вместо высоких слов больше подходят цифры.

В цехе находится несколько сотен тысяч центрифуг. Эти каскады внешне походят на устремленный к своду церковный орган. Цех – огромный, как ГУМ. За все в ответе один инженер. По цеху он передвигается на велосипеде. Велосипед – единственное устройство, которое приводится в действие физическим усилием. Остальное – автоматика.

Цифры не укладываются в голове. Это и есть красота технического решения, перед которой застываешь, как перед поразившей воображение картиной. «Я здесь уже 30 лет, – говорит начальник разделительного производства Вадим Раев. – Умом знаю в деталях, как работает каждая центрифуга. Но чувством не понимаю, как это может работать все вместе. Мне это кажется чудом. Но я должен этим чудом управлять». Между прочим, американцы, когда впервые увидели центрифужный цех, решили, что производство остановлено. Тишина – мертвая, пролети муха – услышали бы. В США на таком заводе шум, как на стадионе. Энергии-то в 30 раз больше надо.