Умри, богема!

– Знаешь, вот так работаешь, репетируешь, играешь в людские судьбы, устраиваешь сложные ситуации, пытаешься разыграть сцены из жизни в театре, чтобы заставить зрителей думать, переживать, чувствовать… А за стенами театра разыгрываются настоящие драмы и трагедии! До сих пор не могу забыть Галю Горную. А Танечку? Слава богу, ей стало лучше, она уже дома. Что вообще происходит в нашем театре? Кому понадобилось травить людей? Нападать? Как могут быть связаны эти отравления? Я боюсь за своих артистов! Лара, помоги мне уложить гуся на противень…

Мы отправили гуся, набитого яблоками, в духовку, Сазыкин плеснул себе коньяку, и мужчины разговорились. Они как-то быстро нашли общий язык, причем говорили о самых разных вещах, но все равно как-то связанных с театром. Я слушала их, не перебивая и не пытаясь вмешаться. Сначала мне было даже приятно, что они так спелись, Лева расслабился и уже не чувствовал себя лишним. Но потом я поняла, что он не просто так говорит или задает вопросы – он явно пытался побольше узнать о нашем главреже. Возможно, он ревновал, а может, ему было просто скучно. Подошли к вопросу о меценатстве, прозвучали даже некоторые известные в Москве фамилии людей, которые поддерживали театр последние годы. Под конец разговора мужчины обменялись визитками, и Сазыкин пошел в гостиную утешать и успокаивать Марину. Мы с Левой еще оставались на кухне. Он взял меня за плечи и подвел к окну, развернул лицом к стеклу так, что передо мной заблистала голубая, снежная, сияющая огнями Москва. Я почувствовала на своих бедрах прикосновения рук Левы.

– Не вздумай давать ему деньги. Он тебе их не вернет, – вдруг услышала я у самого уха. – Ты уж извини, но я не мог не попытаться хотя бы немного узнать о тебе. Ты же мне почти ничего не рассказываешь. Пришлось открыть интернет и поискать там тебя, твоего покойного мужа. Это ведь Иван Петров, глава гигантского строительного холдинга. Я нашел много фотографий, где вы вдвоем… Вы были красивой парой. Он рано ушел из жизни, оставив молодую вдову. Но, примерно представляя себе его уровень, я был уверен, что вдова его, молодая бездельница, проживает где-нибудь за границей. И поэтому до последнего не был уверен, что ты – это ты, Лариса Петрова. Скромно живешь, Лара.

– Я бы не сказала… И вообще, что это за разговор такой?

– А разговор такой, что, после того как твой муж умер, все только и думают, как бы тебя пощипать. Уверен, что этот твой Володя попросил у тебя несколько миллионов в долг. Так вот, он тебе их никогда не отдаст. У вас маленький театр, убыточное предприятие! Не надо ему ничего обещать. Не давай ему денег. Проконтролировать расходы ты все равно не сможешь, да и не захочешь в силу своего характера. И никакого отчета в тратах тоже не будет. Ты просто потеряешь эти деньги. А спектакль… Лара, одним спектаклем больше, одним меньше. Твой приятель хочет насытить свое тщеславие, реализовать себя в творчестве, поставить новый спектакль. Так пусть ищет настоящих спонсоров, крепко стоящих на этой земле бизнесменов, банкиров, да хоть бандитов! Вот только от тебя пусть отстанет.

– Но я уже пообещала ему… – Я захлопала ресницами.

– Не уверен, конечно, и ваших театральных закулисных дел не знаю, да и тебя, как актрису, тоже, но смею предположить, что он пообещал тебе роль, а? Ведь для вас, для артистов, это самое главное.

Я вспыхнула. Как-то даже стыдно стало. С минуты на минуту должен был вернуться Володя. Представить себе, что с ним станет, когда я вдруг скажу ему, что передумала давать деньги, было невозможно! Нормальные люди так не поступают! Это неприлично, непорядочно, наконец! Но, с другой стороны, мне было так приятно, что хоть кто-то заботится именно обо мне и о моих деньгах. До этого момента всех вокруг волновало только, как бы их с меня поиметь.

– Я должна подумать.

– Подумай. И никогда не спеши расставаться с деньгами. Поверь мне, они достались твоему мужу нелегко, уж я-то знаю.

– Но я трачу деньги не только на театр… Я помогаю детям… – пролепетала я, чувствуя, как горят мои уши.

Неприятно было осознавать, что меня только что упрекнули в том, что я глупая мотовка.

– Я тебя расстроил? Лара?

А я уж и не знала, как реагировать на его заботу. С одной стороны, он был, конечно, прав, и мне действительно не стоило вот так сорить деньгами. С другой – ведь у меня, кроме театра, друзей, никого и не было! Хотя, если хорошенько подумать, каждый из моих друзей, а точнее, хороших знакомых, коллег, жил своей жизнью, и я, за исключением Марины, ни с кем и не общалась. Театр не нуждался во мне, это я нуждалась в нем, в его особой атмосфере. Там я находила тепло. И хотя меня трудно было вообще уже назвать актрисой, я-то продолжала воспринимать театр как свою семью. И это желание почувствовать себя нужной театру и всем людям, что служили там, подтолкнуло меня к решению вложить туда деньги, осчастливить их всех разом.