Умру я ненадолго... Письма, дневники, путевые заметки

Художник о б я з а н состояться в 16–20 лет! Это — точно. Потом — двадцать лет с ы т н о г о, о б ж о р н о г о творчества, а потом, коли Бог даст, — новое переосмысление себя, всего тобою сделанного, и, если силы остались, — новый этап творчества. Бога ради только не вздумайте позволить кому бы то ни было трактовать с ы т н о с т ь творчества пошло, не по-моему. Сытность эта кровавая — и когда творишь, и когда заставляешь себя бесстрашно показывать свою работу другим. Вот к этому бесстрашию я и призываю Окочку. А ты, Дуняша, должна чувствовать ее локоть. Мама права: пусть Олечка утвердится в школе как первая литераторша-сочинительница, это верно, но только, пожалуйста, постоянная работа дома — для себя. Вернее — и для себя.

Ладно, записался я. Уже полночь, а завтра будет звонить «Литературка», а потом, после того как отдиктуюсь, надо ехать по поводу янтаря, а потом в библиотеку Бундестага.

Да, кстати, сегодня первый день пришла ко мне секретарь: девочка Эрика, 16 лет, ученица 9-го класса, нашел ее мне один славный немец.

Приехала как три года с родителями из Риги. Мечтает учиться на секретаря. Все-таки немцы — особая нация. Я объяснил девочке (очень, кстати, похожа на молодую Багалю), как и что надобно делать с газетами. Она приехала за полтора часа, просидела у меня с 9 до 13.30 и сделала вырезки из 70 газет, разложив все по «мапам» — слова уже путает, «папка» у нее «мапа». Смешно говорит: «немцы масла не едят, нур мандарины, берегут фигуру алле цайт». А сама — немка. Славная девочка. Умение организованно работать — врожденное у них. Порядок навела за день, какое там, за полдня — невероятный.

Это, видно, не наработаешь в себе, это — черта национального характера. Хотя Чернышевский утверждал: «Будет говорить об особенностях национального характера, уберите причину болезни сначала, а потом уж рассуждайте!» Хотя, кто знает, — я, вспоминая себя молодым, все же должен констатировать полнейшее разгильдяйство. Но — с другой стороны, я себя отдрессировал творчеством, ответственностью — за вас. А как объяснить эту н а б р а с ы в а е м о с т ь на работу у этой девочки?

Потом напишу еще об очень интересном — как немцы объясняют тебе дорогу в городе, когда ищешь улицу, это — фантастика, в этом — тоже нация.

Целую вас, мои золотые доченьки, кланяйтесь низко маме, позвоните Багале и всем моим режиссерам. Да, пусть Клебанов позвонит в Ригу, Кубланову, главному редактору Студии и даст мой телефон, а тот немедленно пущай отзвонит, как дела с «Испанским вариантом».

Старый Лыс[73] — Юлиан Семенов.

* * *

1979 год,

ФРГ

Письмо теще Н. П. Кончаловской

Дорогая Татуля!

Начал я поиски — по твоей просьбе — и натолкнулся на факт смешной: один из здешних министров носит фамилию Вишневский. Даже без «фон». Ничего, а? Глядишь, покопавшись в родословных, ты установишь, что А.А.[74] имел немецкие корни. Или какие еще. Спаси Господь, об этом узнает Глазунов — осквернит память.

Наверняка знает и помнит А.А. здешний наш посол Владимир Семенович Семенов. Коли б ты черканула ему письмецо и подарила книгу, я б ему это передал и пораспрашивал его о А.А. подробно. Это может быть интересно, как-никак, первый политический комиссар Германии в 45 году. И человек колоритный, собирает русскую живопись начала века.

То же самое я сделаю с нашим военным атташе, генерал-фронтовик, он наверняка скажет добрые слова о Вишневском.

По поводу трансплантаций — начал работу, но нет сейчас тут советника по медицине. Дождемся. Немецкий мой пока еще худосочен и в терминологии я хром, как конь в шахте.

Теперь у меня к тебе просьба: я тут начал поиск Янтарной комнаты и — что реальнее — картинных галерей Киева и Харькова, украденных нацистами. Дело это сложное, чуть рисковое, но — необходимое. Я на днях перешлю Сырокомскому один материал — на немецком, правда, но он будет переведен — пожалуйста, попробуй быть моим экспертом, я б твои экспертизы включил в свою книгу, коли смогу ее написать. Надо бы позвонить П. Н. Демичеву, рассказать ему об этом, он включится, я убежден, и попросит украинцев подобрать мне русский (или украинский) каталог похищенных картин — их там более 300! Вот бы вернуть-то хоть часть, а?! Вроде бы много ушло в Швейцарию — я туда собираюсь, но пока еще рано, курсирую между Мюнхеном, Висбаденом, Шварцвальдом и своей деревней.

Пожалуйста, позови к себе Дуняшу и прочти ей это письмо и включи ее в это дело: времени у меня в обрез, оказия неожиданна, поэтому я не успеваю написать письмо девочкам.

Очень прошу тебя в с я ч е с к и поддерживать в Ольге т я г у к сочинительству. Поверь, я ее чувствую точно, и себя в ней вижу, и вижу часть Катюши; там борение идет, просто-таки по Пастернаку: «С кем протекли его боренья? С самим собой, с самим собой!» Помоги ей п о в е р и т ь в н е и з б е ж н о с т ь творчества, не бойся хвалить ее, поверь мне, пожалуйста.

Все, человек уезжает, заключаю письмецо поцелуем. Позвони сразу же девочкам.

Твой Юлиан Семенов.

* * *

1979 год,

ФРГ