После этого я старалась избегать его, но как-то ему удалось «подловить» меня. Он так горячо извинялся, что я махнула рукой на «происшествие», отнеся его к случайности, вызванной неожиданной пьянкой.
13 октября
Жена Алеши давно эвакуировалась в Ташкент, Соня тоже уехала куда-то в сторону Урала, и он зачастил ко мне «на чаек». Иногда пытался меня обнять, но я угрожала лишить дружбы, и он смирялся.
Вечером 13 октября ко мне на Станиславского ворвался Марк Ефетов. Удивилась его появлению ― все считали, что он в эвакуации. Он объяснил, что так оно и есть и что он приехал за мной: положение с городом критическое, и потому необходимо срочно покинуть Москву. Я категорически отказалась:
― Когда опасность будет так велика, уедет правительство, а значит, и ВЦСПС. А я поеду только с организацией ― мне нельзя без работы. Кто, кроме меня, будет содержать моих детей?
― Я добирался сюда с таким трудом, ― кричал Марк, ― нередко по крышам вагонов, чтобы увезти вас, а вы опять отказываетесь?
— Неужели только из-за меня вы приехали? ― удивилась я, подчеркивая свое неверие в его «рыцарство».
Он обиделся страшно:
― Как вы можете мне не верить? У меня здесь нет никаких дел! Мы поедем с вами сразу в Молотов. Там у меня друзья, они устроят вас на работу, наконец, мы можем вместе написать книжку, будут гонорары!
Я сидела на столе, болтала ногами, кокетничала и несла всякую чепуху. Марк бегал по моей узкой, заставленной вещами комнате и, ероша свои волосы, продолжал упрашивать.
― Нет, нет, не верю, что у вас нет другого дела, из-за которого вы очутились в Москве, ― твердила я.
― Неужели я приехал, чтобы сменить старый костюм на новый? ― чуть не плача восклицал он.
В этот момент открылась дверь, и вошел Алексей Мусатов. Он спокойно, не торопясь, снял плащ и повесил его на вешалку. Потом подошел ко мне, пожал руку и с недоумением уставился на Марка. Я стала их знакомить.
― Алексей, ― представился Мусатов.
Марк довольно невнятно буркнул свое имя и тут же собрался уходить, но остановился, услышав:
― Завтра на восток уходит последний писательский эшелон, нас для этого собирали в Союзе. Что скажешь ― ехать мне или не ехать?
― Конечно, ехать, раз предлагают, ― не раздумывая, ответила я.
― А как же ты?
― А я ― как мое издательство, где работаю и, между прочим, являюсь секретарем партийной организации. Жаль, что ты не присутствовал при моей беседе с Марком. Я ему сказала то же самое.
Марк повернулся к двери и кивнул мне в знак прощания. Я выбежала за ним и уже в коридоре поблагодарила за участие в моей судьбе.
― Ну, почему вы тогда не поехали со мной, ведь немцы вот-вот ворвутся в Москву! ― вновь вернулся он к разговору.
― Не разводите панику, ― с гневом ответила я. ― Неужели вы полагаете, что Москву отдадут? Да никогда! Мы все будем сражаться за нее, за каждую улицу, за каждый дом...
― Вот-вот, вы мать двоих детей, у которых нет отца, вы первая броситесь в бой! Знаю я вас, за то и люблю, но вижу, что опоздал... ― Зло рванул дверь и, уже открыв ее, добавил:
― А как по-свойски ведет себя у вас этот человек! ― и выскочил.
Марк правильно подметил эту черту: уж такая у Алеши была черта ― присваивать любое пространство и располагаться в нем с наибольшим удобством.
Когда вернулась в комнату, Алексей недовольно спросил:
― Кто это?
― Писатель, слегка влюбленный, а потому тревожится о моей судьбе, ― засмеялась я и рассказала о неудачной попытке Марка увезти меня с первым писательским эшелоном, когда все получилось, по выражению Марка, как в «Парижанке» Чаплина.
― Ты правильно сделала, что не поехала с ним, ― категорическим тоном заявил Алексей. ― Поедешь со мной в Ташкент, я внес тебя в список.
― Нет, с тобой я поступлю так же, как с Марком.
― Но я не могу уехать без тебя! Ты, женщина, остаешься, а я, здоровый мужик, поеду?
― У тебя там семья, а я что буду делать?
― Но ведь немцы в двух шагах от Москвы!
― ЦК партии, правительство, ВЦСПС ― все в Москве. Значит, бояться нечего. Если будет нужно, сотрудников вывезут, не беспокойся.
― Но как же быть мне, как? ― метался он по комнате.
― Слушай, ― остановила я его. ― Поезжай домой, собери вещи. Купи завтра все, что просила твоя жена, и отправляйся с Богом.
― Ты серьезно так считаешь?
― Да, совершенно серьезно. Прошу, даже требую, если ты, конечно, считаешься с моим мнением, поступить именно так. Это разумно! Неизвестно, сколько еще времени ты будешь гулять, ведь скоро, наверное, объявят призыв твоего года рождения!
Это его как-то сразу убедило. Со слезами на глазах он попросил разрешения поцеловать меня на прощание, медленно и нерешительно оделся, потоптался у порога и, наконец, ушел. А я долго не спала, невольно растроганная тревогой этих двух таких разных людей за мою жизнь и судьбу.
Проводы и встречи