Унесенные за горизонт

Построили дачу молниеносно; дом был сложен из великолепных сосновых бревен, с потолком и полом из прекрасного теса. Конечно, многое предстояло еще доделать ― не было кухни и террасы ― но жить уже было можно, тем более что Иосиф Евсеевич и Сея временно отдали нам свою половину с открытой верандой.

Когда в конце июня переехали на дачу в Кучино, тщательно продолжали выполнять советы врачей. Нам, конечно, приходилось отлучаться на работу, но Тамара, напуганная болезнью Эдика, добросовестно выполняла все предписания. Я часто брала работу на дом, а Арося пожертвовал своим отпуском: имея возможность поехать в дом отдыха, остался с нами, чтобы обеспечить наблюдение и контроль.

Замечательное это было лето! Провели на даче и часть осени, благо голландская печь была преотличной, а валежника в лесу хватало. Трудности нисколько не охлаждали наших отношений, наоборот, казалось, только раздували нашу страсть друг к другу... В результате

― перспектива третьего ребенка, хотя я еще продолжала кормить второго. Эта «неожиданность» рушила все наши планы, а в стране уже действовал закон о запрещении абортов. Я принимала горячие ванны, хинин, красный стрептоцид ― ничто не помогало. Арося был против моих ухищрений, боялся за мое здоровье, наконец, возмутился и даже пригрозил, что заявит о моих проделках в комсомольскую ячейку. Конечно, не это, а понимание, что сроки идут, а никакие средства не помогают, заставило меня смириться с неизбежным.

― Был у меня товарищ по факультету, Вася Крылов. Очень талантливый и беспокойный был человек. Холостой парень, он, однако, с негодованием выступил против закона о запрещении абортов. Он считал, что принуждать женщин рожать детей, невзирая ни на какие обстоятельства, преступно, что это приведет к массовым подпольным операциям, к гибели многих женщин. И что же? Буквально на следующий день он был арестован. Я начал искать его по тюрьмам и так надоел одному следователю, что он с угрозой сказал мне: «Молодой человек! Это наше дело заниматься вашим товарищем! Прекратите ваши бессмысленные поиски. Даю вам последний добрый совет, потому что, непонятно почему, жалею вас, — еще немного, и вы очутитесь там же, где ваш приятель!» И я смалодушничал тогда, перестал искать Васю, а через некоторое время на факультете, где он работал в лаборатории, стало известно, что политический преступник Крылов осужден на пять лет и уволен из университета. А ведь это был одаренный физик. Где-то он теперь?[46]

Иван Васильевич замолчал, и я боялась прервать его мучительное раздумье. Так мы и расстались.

Спазмофилия

Когда меня в очередной раз премировали путевкой в любимый мною Новый Афон, я решила отказаться ― было стыдно перед Аросей, он на курортах никогда не бывал и море видел только в детстве, в Одессе. Но все же я позволила ему себя уговорить. И, конечно, поехала. Вместе со мной отдыхала Соня Сухотина. Как же хохотали мы с ней, читая приложенную к очередному любовному посланию Ароси записку Тамары с сообщением о том, что «Эдик огруз и ходить перестал». Эта фразочка не сходила у нас с языка, мы ей одаряли всех, кто хвастался прибавлением в весе.

Когда возвратилась, подносит мне Тамара мальчика и с такой гордостью говорит:

― Смотрите, каким бутузом ваш сынок стал!

Я ахнула. Эдик был неузнаваем: располнел невероятно, но это не обезобразило его, а даже украсило ― пухлые, румяные щечки буквально лоснились, ручки в перевязочках.

Дня через три после приезда я сидела вечером за письменным столом и, ожидая прихода Ароси, что-то писала. Тамара за моей спиной возилась с малышом. Вдруг он сильно закричал, а потом резко умолк. Я обернулась: ребенок сидел на руках у Тамары, рот его был раскрыт, глаза выпучены, и с каждой секундой он все больше синел. Я подскочила, схватила мальчика и увидела, что держу что-то синее, окостеневшее и холодное. Закричала:

― Умер, умер!

В чем была, без пальто и платка, выбежала на улицу и в аптеке на Трубной, где был телефон, вызвала «Скорую».