Унесенные за горизонт

Но я была слишком возбуждена, чтобы вступать с ним в пререкания. Самолюбие мое было полностью удовлетворено, когда вскоре последовало решение оставить Георгиади главным редактором издательства. Не знаю, было ли это результатом моего «заступничества», но это было справедливо, и это радовало[48].

С той поры я просто влюбилась в Шверника и всегда тепло вспоминала его добрую улыбку, его ярко-синие глаза.

В течение декабря и января произвели утепление дачи: сделали двойной, так называемый черный пол, двойные рамы на окнах, обили двери. Пришлось найти вторую няню: одной с детьми, с готовкой и топкой, конечно, было не справиться. Закупили несколько ящиков мандаринов, апельсинов и яблок. И 20 января 1938 года вывезли детей и нянек в Кучино.

Я собиралась присоединиться к ним в середине февраля, когда мне был обещан «декретный» отпуск, а пока мы оставались с Аросей в Москве и наслаждались давно забытой жизнью вдвоем, как «молодожены».

― Нельзя же бросить кормить ребенка, — рассуждал Арося, вспоминая прошлое лето и болезни Эдика. ― Малыш появится в конце марта ― в начале апреля. Месяц получишь по декрету, в мае ― очередной. А потом? Нет! Июнь, июль, август и даже сентябрь тебе надо взять за свой счет.

― А деньги? На что будем жить? ― робко возражала я.

Согласие от руководства на отпуск за свой счет я получила

Арося

В начале февраля 1938-го года наши дела казались нам особенно хорошими. Я закончила писать навязанную мне книжку к 20-летию пожарной охраны. Получила гонорар. Детки жили на даче, мы их навещали, пользуясь каждым свободным вечером. Наш сынок, лишь немного кривясь, принимал под конфету свое горчайшее лекарство, а Сонечка писала оперу под названием «Горемычная королева» и каждый раз представляла нам новые эпизоды, особенно забавно изображая басовые партии.

А вечер 15 февраля был особенно праздничным и радостным ― я получила декретный отпуск. Арося сбежал с работы пораньше, принес конфеты и фрукты, и мы торжественно отпраздновали первый день моей «свободы». Я рассказала о беспорядке и хаосе, которые застала в издательстве в связи с переездом в новое помещение в районе Воробьевых гор. Арося был просто счастлив, что мне в эти холода не надо ездить в такую даль. И трогательно и бережно целовал меня в эту ночь ― он не сомневался, что будет сын.

Тут невольно из моих глаз потекли слезы.

Иван Васильевич остановил меня:

― Не надо, не надо пока вспоминать об этом!

И я согласилась с ним. И рассказала историю гибели Ароси лишь много времени спустя... Теперь же продолжу здесь.

Утром 16 февраля я приготовила завтрак и, провожая мужа на работу, почему-то с особенной тревогой и нежностью целуя его, неожиданно для себя сказала фразу, от которой он давно меня отучил:

― Береги себя, ты ведь отец вон какого семейства!

В ответ он крепко прижал меня к себе:

― Теперь я буду беречь себя как зеницу ока!

Мы посмеялись, и он отправился в свой последний путь. Через некоторое время я отчаянно заскучала и, чтобы рассеяться, надумала съездить в издательство ― посмотреть новое помещение.

Добиралась с пересадками очень долго. И вдруг автобус проехал мимо здания ИГИ, где работал Арося. Я часто упрекала его, что он устроился так далеко, а оказалось, что сама буду ездить еще дальше.

Сотрудники издательства встретили меня веселыми возгласами «ура»; они двигали столы, диваны, шкафы, раскладывали бумаги. Время в разговорах, шутках летело незаметно, а мне почему-то становилось все тревожнее, даже как будто тошнило. Мое состояние было замечено, мне сочувствовали, объясняли мое недомогание долгой поездкой. И вдруг нестерпимо захотелось если не увидеть Аросю, то хотя бы услышать голос. Потянулась к телефону, набрала номер.

― Вышел! Кажется, в плановый отдел!

Снова звоню.

― Был, но недавно ушел в хозяйственный отдел.

Попросила номер отдела, дали, звоню. Удача! ― Аросю подозвали к телефону; объясняю, захлебываясь от радости, где я и, главное, что еду мимо его работы, а потому сойду там, чтобы вместе вернуться домой.

― Как ты могла в такую погоду уехать из дома? На улице метет, под ногами гололед. Нет, нет, не надо тебе сходить с автобуса, еще поскользнешься. Я, конечно, был бы рад уехать с тобой, но меня вызывают в президиум Академии с отчетом. Когда освобожусь, не знаю. Прошу, поезжай домой и купи в нашем магазинчике немного вина.

Мне было жаль отказываться от идеи вернуться вместе, но он настойчиво убеждал, что если я буду сидеть и ждать его, пока он будет в Академии, это только затянет время отчета, потому что он будет волноваться. И он меня отговорил...