Уничтожение

Глупый бесцельный труд, призванный лишь занять отчаявшихся людей. Отчаявшихся? Ха. Ни одного самострела, оба священника, вызванные вчера на неформальный разговор, в один голос заявляют, что паства чувствует себя довольной жизнью.

Вообще, это странно. Люди слишком спокойно ко всему относятся... Не сказать, что это выходит за рамки нормы, но не у нескольких же тысяч человек сразу? Да еще и поведение...

Рональд воровато оглянулся на соседнюю комнату, где дрыхла Холли. Нет, конечно, то, что у них с Тим все завертелось — это здорово. Но на мостике не одна девушка. А вечно флегматичная мисс Ван Вейк в последние дни как будто напилась женской виагры. Найджел, кстати, дурак, что до сих пор ничего не замечает. Девка крутится вокруг него, как муха вокруг... хм. Как пчела вокруг меда. Заработался старый товарищ, пожалуй, стоит ему намекнуть о перспективах.

А заодно и аналитикам. Чтобы подумали над проблемой. Если она есть, конечно.

Рональд глотнул минералки и мысли его приняли более приземленное направление. Еда и вода. С водой все было ясно и понятно — пока работают опреснители, проблем нет. А они работают и будут работать до тех пор, пока не сдохнет реактор. С едой все было заметно запутаннее. Энцо, закончивший вчера инвентаризацию, недвусмысленно намекнул, что для трех с половиной тысяч человек запасов хватит минимум на два года. Это даже с учетом части потерянного при отделении носовой части провианта. Сухпайки — наше все.

Но через два года им в любом случае придется найти новые источники пищи.

Циник внутри коммандера тонко намекнул, что такими темпами через эти два года от экипажа останутся, дай бог, человек десять, которым запасов хватит черт знает на сколько. Рональд предпочел об этом не думать.

— Милый, ты где? — послышался сонный голосок.

— Здесь я, спи, рано еще.

— Мне одной скучно спать...

— Тихо, не мешай. Я планирую.

— Ну, как знаешь, — донеслось обиженное бурчание. Уже пытается по мелочи манипулировать. Женщины...

Мысли коммандера медленно вернулись на серьезную волну. На ум пришло прочитанное когда-то давным-давно выражение русского классика... Или это сказал пропавший без вести русский консультант?..

Кто виноват и что делать. Вечные вопросы. И на оба из них Рональд не мог дать четкого ответа. Если на вопрос о том, кто виноват во всех бедах корабля, ему, по большому счету, было наплевать, то вот второй тревожил его все больше и больше.

Планета, несмотря на очень дружелюбную атмосферу и приемлемые в обычное время условия, была совершенно непригодна для человеческой жизни в глобальном смысле. Можно целых восемь или девять дней радоваться жизни, да. А потом на несколько часов вокруг тебя от жары будет плавиться свинец, а твоя кожа на открытом воздухе начнет подрумяниваться аппетитной корочкой уже через пару секунд. Можно стоически переждать жару в какой-нибудь очень-очень глубокой пещере, но затем ласковый климат сменится ледниковым периодом... Хотя, теоретически, полтора месяца тоже можно отсидеться в пещере. Глубоко.

Его мысли приняли иное направление. Действительно. Глубоко под землей внешние температурные колебания нивелируются. Пятьдесят метров вглубь скалы — и радуйся жизни. Рональд немного повеселел. Все же, авианосец — не единственное спасение от капризов местного климата. Хоть какая-то радость. Осталось озадачить спутник поиском. Впрочем, такой поиск может затянуться чуть ли не на годы. Просканировать скальные массивы на всей планете — это не карту по фотографиям нарисовать. Но шансы все равно есть.

У Терона появилась еще одна реальная цель.

Отец Конрад, капеллан. 3410.

По внутренней связи сообщили еще об одном погибшем. В этот раз им оказался неизвестный ему кок, некий Роберт Ки. Бедняга, можно сказать, пожертвовал собой ради всего экипажа.

Седовласый священник вздохнул.

Вчерашний разговор с коммандером Тероном оставил неприятный осадок. Он внезапно осознал, что и сам, равно как и его раздолбаи-прихожане, совершенно не переживает по поводу случившегося. Да, конечно, мозг осознает весь ужас ситуации... Но эмоций особых нет. Как будто кто-то могущественный мановением руки просто стер их, оставив только позитив.

Священник по привычке осенил себя крестным знамением и прошептал несколько слов простой молитвы.

В его небольшой часовне и на Земле-то не бывало много посетителей. Раскаивающиеся пьяницы-матросы, разве что, да редкие пары, желающие вступить в брак. Отец Конрад вспомнил, как однажды ему пришлось обвенчать пару геев и сплюнул, снова перекрестившись. Стоит еще раз попросить прощения за этот поступок у Бога, обрушившего когда-то адский пламень на Содом и Гоморру.

Увы, толерантность... Священник искренне не понимал, как можно заставлять его, священника, делать то, что Бог явно не одобрял. Пугая при этом судом и потерей работы. Идиотизм.

Впрочем, он никогда не стремился плевать против ветра, особенно после того, как Папа чуть ли не прямыми словами сказал о том, что браки геев любы Господу.

Мир сходит с ума... причем давно.