Уникум

Неизвестный попытался ещё какой-то вопрос задать, но я дал отбой, протёр трубку тряпицей, и надвинув кепку на глаза, не глядя на троих страждущих позвонить в очереди, направился прочь. Даже пробежать пришлось, но уцепился одной рукой и встал на задней площадке трамвая, тот переполнен был. Со мной девчонка и двое парнишек было. Спрыгнув на очередной остановке быстро прошёл в подъезд высотного дома, там на чердак, где устроившись у слухового окна, стал в бинокль наблюдать что происходит у нужного почтового ящика. Тот в прямой видимости был. М-да, похоже целый батальон пригнали, закрыв район, проверяя всех, кто оказался в зоне оцепления. А конверт из ящика изъяли, трое в форме НКВД были. Ну а что, мало ли подстава, к левым ушли письма и те пытаются выйти на связь со мной. Нет, тут государство работает. Посидев ещё с полчаса, нехорошо действуют товарищи из правительства, не красиво, поймать решили, надо будет уменьшить количество контактов, я направился на квартиру Светы, снова переоделся, а там и в госпиталь. Повезло вернутся незаметно, доставив заказанные покупки парням.

Глава 12

Убийство, мародёрство и суд

Следующая неделя тянулась довольно медленно. Я писал первое письмо Сталину, и не отвлекался. А сейчас заимев свободное время, я стал писать письма родным моих погибших подчинённых. Всего их набралось восемь. Двоим отправлять пока не стоит, они уже на оккупированной территории, но остальным шести написать нужно. Пять танкистов с двух ничтожных тридцатьчетвёрок, двое пограничников и разведчик, погибли, прикрывая отход группы. Они за языком ходили. Потом парни, вернувшись, похоронили героев. Ну и один из командиров-пассажиров, что я вывозил, этот девятый. Вот тут как раз моей вины в его гибели не было. Он был тяжелораненым и скончался от ран, да и адреса его родных у меня не было. Пассажиры они и есть пассажиры. За один день я не справился, писать очень тяжело было, но двое суток работал, где-то по полтора часа свободного времени в день у меня выходило, я всё же написал и передал нашему библиотекарю. Отправлять письма как раз её работа. Наверное, через цензуру пройдут, но я всё описал честно, и то что их родственники герои, и что я представил их к наградам посмертно, перечислив к каким.

В этот раз я снова сидел в библиотеке, сегодня к слову двадцать пятое июля было, читал свежую прессу, когда за дверью, в коридоре, раздался шум, заставив меня с недоумением поднять голову и прислушаться. Библиотекарша наша, Галина Ивановна, тоже заинтересованно прислушалась. Да и остальные в читальном зале, нас тут пятеро было, пытались понять, что происходит. Встав из-за стола, одним текучим движением, на ходу поправляя больничную пижаму, быстрым шагом направился к выходу. Что-то мне не нравится, что снаружи происходит. Открыв дверь, я вышел в коридор, и сразу разобрался в ситуации. Знакомый старший политрук, он сегодня документы получал в секретариате – форму у завсклада выписывали, стоял и пьяно шатаясь, прижимал к себе молоденькую сестричку, лапая ту, махал и угрожал наганом. Похоже, тот был пьян до такой степени, что с трудом на ногах стоял и вряд ли понимал, что делает. Вообще кадр интересный. Попал под бомбёжку утром двадцать второго июня, двигаясь на пассажирском поезде к Бресту. Был эвакуирован без сознания в тяжелейшем состоянии с контузией. Лечился тут и вот выписали наконец. Особого беспокойства не вызывал, разве что насмешил врачей, потребовав себе генеральскую палату, когда более-менее оклемался. А так вылечили, и он похоже собирался отбыть к фронту, да решил отметить с кем-то. Не знаю, тут отмечал, или в городе, но картина, увиденная мной, мне сразу не понравилась. Пользуясь тем, что он ко мне спиной стоял, держа на прицеле двух врачей и одну врачиху, санитарки прятались за углом, я перехватил левой рукой вооруженную руку, сунув указательный палец под спусковой крючок, чтобы тот выстрелить не мог, а тот пытался, чуть палец мне не сломал, и единым рывком вырвал револьвер, после чего рукояткой ударил того по голове. Старший политрук как сноп свалился на пол, я же, протянув руку испуганной до истерики сестричке, кажется та ещё школьница из десятого класса, и помог подняться. Для зрителей всё произошло очень быстро, я возник у того за спиной, отобрал оружие, смазанный удар и политрук лежит, а я уже поднимаю девушку.

— Держите, — протянул я наган главврачу. — Оружие придуркам не игрушка.

— Грубо, но спасибо вам, — забрав оружие, кивнул тот.

— Пульса нет, — быстро сказал второй врач, что проверял политрука. Тут же начали реанимационные действия, что не увенчались успехом. Похоже мой удар по и так повреждённой черепушке политрука окончательно сделали его в корне не живым.

Я стоял в стороне, прислонившись левым плечом к стене, с интересом за этим наблюдая. Когда же врачи подписались над своим бессилием, укладывая тело политрука на носилки, я оторвался от стены и в тишине, что на миг образовалась, сказал: