Unknown

быть, потому, что его привлекала блестящая лысина, которую не умели по достоинству оценить

взрослые.

Факты доказывают, что большинство детей любят не героев: ведь герои в борьбе со своими

противниками иногда убивают и детей. Старик ежедневно по два-три раза приходил смотреть на

приемыша. Если тот спал, господин Ню с интересом глядел на щелочки его зажмуренных глаз, на

полуоткрытый рот, на забавную головку и беззвучно смеялся. Если же ребенок бодрствовал, старик

наклонял над ним свое круглое лицо и тихо говорил что-нибудь — все равно что, например:

— Малыш! Парнишка! Ну как, отоспался? Наелся? Скажи «папа»! Вот жулик. Какие глазки-то

маленькие! Смотрите, смеется...

И Небесный дар действительно смеялся, разевая свой беззубый рот.

Господин Ню докладывал об этом жене, но она начинала немного ревновать. Сначала кормилица

говорит, теперь муж: уж не спелись ли они? Не хочет ли он тем самым укрепить ее положение? Раз

госпожа Ню сама не видела, как ребенок смеется, все остальные в счет не шли.

— А я почему не видела? — зловеще спрашивала она мужа.

Тот чувствовал, что может утонуть в ее глубоко посаженных глазах, как в колодцах, и отвечал, стараясь

не довести дело до расследования:

— Может быть, он всего лишь плакать хотел.

— Поменьше ходи в комнату к кормилице! Стар-стар, а все туда же! — шипела жена.

Ее ревность, как настоящий уксус, становилась с годами все крепче. Разумеется, госпожа Ню была не

слепой и видела, что кормилица не обладает притягательной силой, но на всякий случай считала

необходимым оборониться. Сомнения героя обычно всеохватывающи: задумав кого-нибудь убить, он

не щадит и безвинных окружающих, чтобы не помешали. К тому же Цзи была все-таки женщиной!

Услышав подобное, старик, не зная, что ответить, усмехнулся, потер свое круглое личико, охнул два

раза, устремил глаза в потолок, выпятил брюшко и вышел из комнаты. Ему это, конечно, было

неприятно и в то же время приятно, а точнее — ни жарко и ни холодно, как всегда.

Так благодаря смеху Небесного дара в доме Ню был раскрыт гнусный сговор. Старик стал меньше

ходить к ребенку, и тому оставалось смеяться лишь украдкой, для себя.

Глава 5

ВРЕМЯ ОСВОБОЖДЕНИЯ

Постепенно Небесный дар прожил целых шесть месяцев. А это уже не шутки, отсюда недалеко и до

года. Госпожа Ню

наставляла кормилицу:

— Если кто-нибудь будет спрашивать, сколько ребенку, говори: полгода!

Конечно, «год» звучит гораздо солиднее, чем «месяц» или тем паче «день». И хотя Небесный дар этого

не понимал, в его жизни действительно произошли изменения, причем довольно значительные. Если

человек достигает полугода и в его судьбе ничего не меняется, это значит либо то, что оп святой, либо

— что он скоро отправится к праотцам. А поскольку Небесный дар еще не умер, мы имеем возможность

говорить о некоторых изменениях в его жизни. Ведь жизнеописание создается именно о живом

человеке, а о мертвых пишутся некрологи.

В определенном смысле это было время освобождения. Госпожа Ню хотя и славилась своими

познаниями в самых различных областях, но детей еще не выращивала и не решалась судить, когда их

нужно освобождать от пеленок — в шесть или, скажем, в восемь месяцев. Наконец она удостоила

вопросом кормилицу:

— Наверное, можно уже не пеленать? Когда вы в деревне это делаете?

Кормилица снова вспомнила про мешок с песком или отрубями:

— Мы ведь все время в поле работаем, так что пеленать младенца не можем. Просто сажаем его в

мешок, подвязываем под горло и следим, чтоб не задохнулся.

Госпожа была разочарована этим ответом. Когда начальник спрашивает народ о мнении, он надеется, что народ проявит сознательность и скажет начальнику приятное, в крайнем случае что-нибудь

выдумает, а эта — снова о мешке с песком! Госпожа смерила кормилицу презрительным взглядом.

Совсем иначе повела себя тетушка Лю. Когда госпожа спросила ее, она тут же закрутила своими

глазками (один ее глаз ничего не видел, но крутиться мог, как здоровый) и подумала, что госпожа

всегда спрашивает неспроста. Если она интересуется уличным разносчиком пирожков из клейкого риса,

значит, собирается отметить праздник начала лета или полакомиться пельменями с какой-нибудь

особой начинкой.

В общем, подумав, тетушка Лю ответила так, чтобы госпожа могла проявить свою эрудицию:

— Ведь маленькому господину уже скоро восемь месяцев...

— Какое восемь! Только что полгода исполнилось. А ты вечно все путаешь.— Хозяйка была довольна

тем, что у нее память лучше, чем у других.

— Он так быстро растет, что и девять месяцев можно дать! — попыталась вывернуться тетушка Лю. Ее

лесть была увесиста и приторна, как гуандунский лунный пряник; она действовала не стилем, а

идейным содержанием.— Но вообще-то и в полгода можно уже не пеленать, пора переходить на

курточки и штанишки.

В действительности она тоже не знала, когда полагается отказываться от пеленок, так как и ее дети

росли в мешках, но раз госпожа спрашивает, значит, хочет дать Небесному дару свободу. Если бы она

хотела обезглавить младенца, то тетушка Лю первая связала бы его и потащила на плаху, а сейчас

задача другая.