Unknown

До Хайфского университета можно добраться на такси, и я еду туда. Фаня Оз-Зальцбергер, дочь известного израильского писателя Амоса Оза, - профессор истории на факультете права в этом университете. Фаня - дама с хорошими манерами; она заказывает в столовой университета холодный напиток для гостя, и как только мы зажигаем сигареты и начинаем прогонять дым через легкие, завязывается обсуждение важнейших вопросов, типа: Что такое еврей?

Израильские законодатели десятилетиями пытаются решить этот вопрос, но до сих пор не имеют никакого понятия. Фаня имеет.

- Для нас, имеется в виду, евреев, важна родословная не по крови, а по тексту.

- И это самое главное в определении еврея?

- Да.

- А для палестинцев такое определение подходит? Я понятия не имею, почему задаю этот вопрос. Слово "палестинцы" было вбито в мой мозг столько раз с тех пор как я приехал сюда, что я должен высвобождаться от него в разговоре. Удивительно, но Фаня отвечает на мой вопрос, как если бы он был наиболее логичным.

- Они нет. Они похожи на любую другую нацию.

Фаня гордится своим народом и ее культурой. "Израиль является величайшим экспортером смысла в этом мире; и мы являемся таковыми со времен Иисуса. Наша земля доказывает, что размер не имеет значения."

Фаня не останавливается на этом, а продолжает: "Это место работает, как магнит и еще как излучающий радиоактивный элемент. Зовите это мистикой. Я не знаю, что это такое. Подумайте о крестоносцах: зачем рыцари оседлали лошадей и явились сюда? Почему пророк Мухаммед явился сюда, в Иерусалим? Чтобы взлететь на небо? Почему евреи вернулись сюда снова? Здесь есть какие-то силы, назовем их магнетизмом и радиоактивностью. Это место притягивает энергию и испускает ее."

Фаня звучит как-то свежо, согласны вы с ней или нет; и я слушаю. "Это место самое плотное в мире с словесной, понятийной, точки зрения. В десяти километрах отсюда - Армагеддон. Целые библиотеки встроены в любую точку этой страны. Эта текстуальная плотность - смысл этого места.

"Евреи и арабы убивают друг друга. Арабы сами убивают друг друга. Но евреи сами не убивают друг друга, они только кричат друг на друга. Это потому, что евреи созданы из слов - слов, которыми заполнены книги, слов, населявших эти книги в течение двадцати пяти сотен лет."

Это не совсем верно. Бывший премьер-министр Ицхак Рабин умер от пули еврейского убийцы. Сионистский лидер Хаим Арлозоров, скорее всего, погиб от рук еврейских убийц. Журналист раввин Яков Исраэль де Хаан был убит Хаганой (военизированной еврейской организацией до создания государства), вероятно, по приказу Давида Бен-Гуриона, первого премьер-министра Израиля. И, конечно, была Альталена, на которой девятнадцать евреев были убиты другими евреями.

Но, безусловно, эти цифры ничтожны по сравнению с другими нациями. И Фаня продолжает очерчивать свою мысль.

"Мне нравятся многие античные греческие книги больше, чем большинство еврейских источников. Но ни одна другая нация, кроме евреев, не заставила своих детей ходить в школу, начиная с трех лет."

Я никогда не думал об этом, хотя должен бы был. Когда Фаня произносит это, она чудесным образом возвращает меня в детские годы. Я начал изучать иудаизм в нежном трехлетнем возрасте.

Я покидаю Фаню, одну из немногих встреченных мною интеллектуалок, заставивших меня задуматься, и брожу по улицам Хайфы, городу, мирно населенному как арабами, так и евреями. Хайфа производит на меня впечатление непринужденного, красивого и спокойного города, но слишком жаркого. Я скучаю по Иерусалимской погоде. Нет, не скучаю, а нуждаюсь. Я сажусь на автобус до столицы как евреев, так и арабов, и помещаюсь на единственное свободное место, рядом с солдатом с автоматом.

                        ***

Я представляю себя просто по имени - Тувия. Ему нравится имя, и он открывается мне.

Ему разрешили покинуть базу на полтора дня, и сейчас он по пути домой в Иерусалим, где мама с папой не могут дождаться увидеть его и перекормить до смерти. Он служит на ливанской границе, и к данному моменту уже какое-то время в дороге. Если точно, то девять часов. Если вы вычтите из его полутора дней поездку туда и обратно и время на сон, в действительности остается всего несколько часов.

До перевода его части на ливанскую границу он служил в Хевроне.

Я спрашиваю, изменились ли его политические взгляды после службы в Хевроне и на ливанской границе.

- Да. Я стал правее. Стоять на контрольно-пропускном пункте нелегко. Вы не знаете, что произойдет в любой момент. Каждый день, почти каждый день, они [палестинцы] посылают своих десятилетних, а то и моложе детей подбегать к блокпосту и бросать в нас камни. Что вы можете сделать с ребенком? Вы не можете воевать с детьми. Родители учат своих детей,- иногда я слышу уроки в соседней школе - ненавидеть евреев. Это не вина детей, но это дети, те, кто бросают камни. Я это вижу, я это слышу и сдвигаюсь вправо. Когда вы стоите на контрольно-пропускном пункте, рано или поздно вы меняете свои взгляды, даже если вы были леваком. Вы чувствуете ненависть и знаете, что никаких шансов на мир нет.

Я полагаю, вы гордый сионист.