Unknown

Я проглотила рвущееся с языка «аборт», прикусила губу. Но, кажется, Натка его все равно уловила. Покосилась на меня, потянулась за соком и отпила прямо из пакета.

— Ты даже не думай про эту гадость, я своего ребенка убивать не собиралась! Институт пришлось бросить, конечно…

Спасибо не школу.

— Антон-то знает эту трогательную историю? — не удержалась я от вопроса.

— Ха! — она была ужасно довольна собой. — Он меня спас! Такой рыцарь! Среди наших пацанов таких уже нет! Он как-то приехал к Ленке, ну, где я жила. Я вышла поздороваться с гостями, гляжу — красавец! Во, думаю, сейчас в койке пару фокусов покажу, а потом навру, что недоношенный. Но Ленкин муж взял и сдал сразу. Но Тоха оказался такой тефтель… Говорит — давай помогу, денег дам, про работу для тебя спрошу. Ну зачем мне работа, я для этого, что ли, родилась? А? Тем более мужик годный, за границу едет. Кто ж не хочет свалить?

Видимо, от меня ждали ответа. Ужасно хотелось отнять у нее пачку сигарет и самой все выкурить. Заодно, может, ребенок здоровее будет.

— Фокусы я, конечно, показала, не без того… Ты, мамань, такого и не знаешь, наверное, в ваше время так не умели. Он и повелся — какой тефтель не хочет каждую ночь в теплой постельке такую, как я? Ему даже чужой ребенок не помешал. Так что спасибо тебе, что яйца ему разгрузила, пока меня не было, дальше я сама-сама.

— Не боишься, что я вот это, что ты мне наговорила, ему передам? — спросила я просто от потрясения происходящим. Такой феерической откровенности я как-то не ждала.

Натка посмотрела на меня зло, даже сигарету вдавила в стенку чашки с силой:

— Ах вот ты какая! Я-то подумала, такая же жидкая биомасса как Тоха. Нет, не боюсь. Ленкин муж как-то выдал, что Шумский если ляпнул, что это, дескать, его решение, то все, можно покурить и расслабиться, сдохнет, но сделает. Он мне так и сказал — женюсь и признаю ребенка, таково, мол, мое решение. Так что я тебе хоть в чем признаюсь, это ничего не изменит.

Вместо того, чтобы думать о том, в какой переплет попала эта девочка, я думаю — так ему и надо. Я понимаю, что это злые и недостойные мысли, но только они у меня в голове и есть. Так ему и надо. Не понравилось со мной, пусть сравнит.

— Поживем тут, — поглаживая живот, Натка мечтательно посмотрела в окно на залитые вечерним светом апельсиновые деревья. — Как рожу, поженимся, хочу красивые фоточки без пуза. Потом я второго настругаю и поедем, куда поприличнее. В Америку, например. Мужику надо стимулы создавать, тогда он все сможет.

Такая молоденькая, а такая умная. Надо внимательно слушать. Может, и у меня что в голове отложится. На долгое несчастливое будущее.

— Так что ты давай, задом не верти, а то я могу и по плохому, — она снова ощерилась, превращая свое миленькое личико в мордочку злобного зверька.

Я закатила глаза. Бедный ребенок. Оба ребенка.

Натка посидела еще немного, пытаясь раскрутить меня на откровения, но я почему-то не рвалась делиться историями из жизни. Наверное, ей было одиноко в Москве, в квартире Антона без подруг и семьи. Матери она так и не сказала про беременность, только что нашла мужика. Та ее и не искала. Неудивительно, что Антон показался ей выигрышем в лотерею.

Уехала она, выкурив еще две сигареты одну за другой: «А то Тоха запрещает».  Надо же, у него еще осталось немного мозгов.

Напоследок еще немного мне поугрожала, чтобы я «не совалась в их семью» и засобиралась, чтобы успеть до возвращения Антона с работы.

Я и не собиралась никуда соваться.

Кажется, этот цирк стал последней каплей. Едва такси отъехало от ворот, я открыла сайт поиска билетов и купила последний на утренний рейс. Жаль, что на кипрском Олимпе я так и не побывала. Но что-то мне хватило шуток Афродиты.

Очень сильно, до боли в онемевших от желания прикоснуться пальцах, жалела, что не попрощалась тогда с Антоном. Не обняла последний раз.

Дом там, где любят

В Шереметьево, едва я включила телефон, свалились уведомления о десяти пропущенных вызовах и горсть сообщений:

«Нет!»

«Не улетай!»

«Пожалуйста!»

«Дождись меня, пушистый, я почти у аэропорта».

«Леся, зачем?!»

Я закрыла ладонью рот, стараясь не расплакаться прямо в зале получения багажа.

Написала ему: «Я понимаю твое решение, солнц. Ты совершенно прав, иначе ты поступить не можешь. Ты хороший человек, пусть у вас все будет хорошо. Но и я так не могу».

Телефон тут же зазвонил у меня в руках. Я выключила его.

В Москве мела метель. Середина марта, чего я хотела? Снег кидался в лицо с каким-то персонализированным остервенением, и за те десять минут, что я ждала такси на улице, исхлестал кожу осколками льда до полной нечувствительности. Даже если бы я хотела поплакать, у меня бы не получилось, настолько онемело лицо.

Город в окне машины состоял сплошь из оттенков серого и бурого. После синего неба, оранжевых апельсинов, зеленых деревьев и розовых лепестков это было почти физически больно видеть. Разница между вчера и сегодня была особенно наглядной. Вот так я и буду жить оставшуюся жизнь.