Unknown

Вылетел первым же рейсом. Ярость закипала в венах на сына. На это отродье. В семье не без урода, и более уродского подонка среди детей Батыра не было. Так он тогда думал, пока Цэцэг власти не захотела. Стерилизовать гада. Насильно. Как только вернется, займётся этим.

Подарки купил, сладости всякие, игрушки. Увидел внуков-двойняшек, и сердце забилось быстрее, но своими так и не признал. Не достаточно одной крови быть, чтоб фамилию такую носить. Многое на кон поставлено, и внук есть родной, законнорождённый. Перед отъездом слона им подарил из слоновьего бивня с алмазами вместо глаз и золота Даваа отсыпал.

– Фамилию дать не могу. Денег дал. До совершеннолетия хватит, а дальше пусть сами о себе заботятся. Но если вдруг понадоблюсь… знаешь, где найти.

Даваа молчал. Голову опустил, руки длинные между коленей свесил.

– Им и не нужна твоя проклятая фамилия! Убирайся! И деньги свои забирай! И игрушку эту вонючую!

Отобрал из рук старшего из двойняшек Тархана слона и хотел швырнуть в Батыра, но мальчишка перехватил руку дяди, укусил изо всех сил и, отняв игрушку, бросился с ней прочь. А второй мальчик подошел к Батыру и тихо спросил.

– Ты…наш дед? Да?

– Я ваш дед.

Только никогда и никому этого сказать не сможет.

– Ты уезжаешь? Когда приедешь еще раз?

Присел на корточки, погладил Тамира по курчавой голове.

– Не знаю. Может, увидимся когда-то. Все в жизни бывает.

Следующая их встреча произошла через десять лет. Даваа давно умер от туберкулеза, а до этого спился. Мальчишки выросли на улице в местной банде. Пугали народ, промышляли мелким воровством, пока Тархан не обворовал женщину, владеющую подпольным игорным бизнесом и промышляющую другими темными делишками. Жену одного из известных, влиятельных политиков. Украл именное ожерелье и распродал по частям. Пацану могли выпустить кишки…

Батыру принесли маленького слона в картонной коробке. Он долго рассматривал потертую игрушку, с выковыренными глазами и сломаной ногой.

– Где взял? – спросил у курьера.

– С вами хотят встретиться…

– Сначала хочу знать, что тот, кто передал слона, жив.

Перевел взгляд на дисплей смартфона и с совершенно равнодушным видом смотрел, как избивают пятнадцатилетнего подростка, а потом он валяется весь в крови на каком-то грязном матрасе.

– Скажи, что встреча состоится сегодня в десять вечера. Где? Я сообщу позже. Позвоните моему секретарю.

Курьер склонился в поклоне и попятился назад.

***

Через два месяца Тамерлан женился на Чимэг… а Тархан вернулся домой к брату. Сделка состоялась.

– Сука ты. Подлая, лживая, дрянная сука. – и большим пальцем кровь с подбородка вытирает, а я оглушена этим ударом, у меня перед глазами рябит, и я понять не могу, за что бьет… за что вот так смотрит с ненависть этой вперемешку с горечью, от которой во рту привкус полыни.

– Смотрю на тебя и не пойму, что ж ты за тварь такая невиданная, что за зверь внутри тебя живет, что вот так может вгрызаться клыками лжи и рвать душу на части. Что ты такое… Настя? Неужели женщина тебя на свет родила?

– Я чувствовала, что ты жив, – шевеля разбитыми губами и не желая воспринимать его страшные слова. Мой мозг отказывался это сделать. Слишком жестоко после всего… слишком больно. А он расхохотался. Жутко расхохотался так, что кожа покрылась мурашками страха… впервые я опять его испугалась.

– Нееет, ты точно знала, что я мертв. Твой любовник ведь сказал тебе, что я не вернусь, верно? Обнадежил свою брюхатую сучку-шлюшку, что скоро она избавится от своего деспота и вернётся домой… Как ты это сделала? Он был мне предан… преданнее пса. Анмар не любил меня так, как мой названый брат Рифат. Как ты сделала из него подонка? Как заставила его настолько сойти с ума…. Хотя что я спрашиваю? – все еще гладит мое лицо. Жутко гладит, не нежно, а очень сильно, словно давит кожу. – Я ведь сам готов был предать ради тебя кого угодно. Убить кого угодно… и убивал.

– Любимый…

И теперь уже в полной мере ощутить, как бьет, увидеть взлетевшую ладонь и ощутить, как обожгло губы болью.

– Еще раз посмеешь назвать меня так – я выдеру тебе клещами язык. Прямо здесь. Наживую.

И я готова разрыдаться от этой боли, от неверия, что происходит на самом деле, от ненависти этой страшной, как необратимое стихийное бедствие… А еще жуткой волной лихорадки понимание… осознание, что все это время он был жив… и где он был?

– Аднан… не делай этого с нами. Посмотри на меня. Это я. Твоя зима. Твоя Альшита. Ты возродил меня к жизни, ты вырвал меня у смерти. Это я, – захлёбываясь слезами, наконец-то почувствовав голую ненависть кожей, каждой порой, он отдавал ее мне своим диким взглядом, он вбивал ее в меня, как острые ржавые гвозди, выражением лица.

– Конечно, это ты. Ты – ненавидящая и проклинающая меня. Ты – мечтающая сбежать отсюда на свою Родину. Ты – твердившая, что была бы рада, если бы я сдох. Конечно, все это ты. Даже не представляешь, как сильно мне хочется причинить тебе боль. Как сильно хочется прямо здесь свернуть тебе шею и смотреть, как ты бьешься в конвульсиях.

Шепчет мне в лицо, а меня лихорадит от этого шепота.