Unknown

Теперь я хотел бы рассмотреть, на каком принципе будет строиться задуманная нами политическая лояльность, которая бы возвышалась над лояльностью знакомому человеку в анархическом устройстве, но останавливалась бы на полпути до божественного купола неведомого человечества. Здесь, на стыке анархии и империи, мы находим новый принцип устроения, основанный на моральной концепции национальной свободы. Этот принцип предлагает нации, обладающей силой и сплоченностью, поддерживать свою независимость и самоуправление, но в то же время противостоять зову сирен империи и анархии; возможность жить в соответствии со своими интересами и стремлениями. В более общем плане этот принцип поддерживает создание миропорядка, в котором существует множество национальных государств, каждое из которых преследует свои собственные уникальные цели и развивает свое собственное видение человеческого существования, каждое "под своей виноградной лозой и своей собственной смоковницей".

Таким образом, принцип национальной свободы может рассматриваться как взятие жизненно важного и конструктивного от каждого из двух принципов, с которыми он конкурирует: из принципа империи он берет идею лояльности, направленную, скорее, на абстракцию государства, чем на знакомого человека. Практическим эффектом этого являются возникновение большего пространства мирной жизни и возможность беспристрастной судебной системы, не связанной с политикой знакомств. Из принципа анархического строя он сохраняет идеал правления, преданного уникальным потребностям и интересам, традициям и устремлениям конкретного сообщества, отличающегося от всех прочих. Это находит выражение в целях национального правительства - целях, обесценивающих иностранные завоевания и впервые допускающих идею свободы наций, отличных от своей собственной, как потенциального блага самого по себе.

Можно ли говорить о свободе нации? Разумеется. Древние израильтяне радовались исходу из египетского рабства, и именно подобное освобождение нации от ига империи отмечают каждый год в дни независимости Чехия, Греция, Индия, Ирландия, Израиль, Польша, Сербия, Южная Корея, Швейцария, США и многие другие страны. Сегодня, однако, поскольку почти вся политическая мысль крутится вокруг свободы личности, сама идея национальной свободы стала казаться сомнительной. Разве свобода не принадлежит лишь отдельному человеку - тому, кто стоит перед возможностью выбора, испытывает принуждение, и радуется, когда он "свободен в своем выборе"?

Действительно, свобода описывает аспект действий человеческой личности. Точно также интересы и стремления, триумф и трагедия, желание, страх и боль являются особенностями жизни и ментального ландшафта индивида. Но эти же и подобные слова используются для описания человеческих коллективов. Например, когда мать нескольких детей травмирована в результате аварии или заболела, мы говорим, что семья испытывает боль. Возможно представить мать, ее мужа и каждого из ее детей как отдельных индивидов, испытывающих личную боль в результате этого события. Но это не то, что члены семьи испытывают в таких обстоятельствах. Они привыкли думать о семье как о коллективе, как о единице, каждый член которой есть часть его самого. И они испытывают боль семьи, поскольку каждый испытывает боль не только о матери, но и об отце, братьях и сестрах, и каждый знает, что другие страдают о нем так же. Все это переживается как одна боль, горе и бремя. И мы, их друзья и соседи, посещая их, испытываем страдание за всю семью за их единую боль.

 

Семья не является лишь совокупностью людей. Это также субъект, обладающий особыми качествами, принадлежащими ему как коллективу в целом. Именно это переживание единой общей боли есть то, что мы имеем ввиду, говоря "семья испытывает боль", "семья потрясена", "семья перенесла ужасный удар и потребуется время для выздоровления".

Подобно тому, как семья может ощущать боль, она также может испытывать триумф и трагедию, желание и страх, интересы и устремления. Семья фермеров может хотеть приобрести трактор. Семья может разделять триумф, если у дочери, боявшейся бездетности, рождаются дети. Она может разделять стремление когда-нибудь совершить путешествие на Святую Землю и чувствовать, что время этому предприятию пришло.

Все это не отнимает от человека способности чувствовать, как индивид. Человек волен сопротивляться общему чувству семьи в определенных случаях. Он может даже решить полностью отрезать себя от своей семьи. Но во время большой беды даже такие изгнанные души способны вернуться к своим братьям, обнаружив, что они все еще там и хотят разделить общие действия.