Unknown

Снег был такой густой, что я не мог разглядеть свой компас на вытянутой вперед руке. Несмотря на то, что за несколько часов до этого я перестал чувствовать свои ноги, превратившиеся просто в два куска льда, от напряжения я вспотел. Голова шла кругом, — вероятно начинало сказываться переохлаждение. Остановившись, я заставил себя съесть батончик; мои руки настолько окоченели, что я не смог развернуть его как следует и просто съел вместе с оберткой. Было бы так здорово спуститься с высоты, найти дорогу и грузовик, который отвез бы меня туда, где можно было бы проспать целый месяц. Я покачал головой. В моем сознании промелькнула череда наглых физиономий из моего прошлого, я увидел всех обидчиков, которых когда-либо знал. От этого во мне начала закипать злоба, и эта злость согрела меня. Навстречу пронизывающему ветру и снегу я выплеснул весь свой протест и неповиновение:

— Вам не одолеть меня, ублюдки!!!

Пройдя все контрольные точки, и сев в трехтонный грузовик, я посмотрел на часы. Шесть часов — не блестяще, но достаточно хорошо, хотя и настолько замерз, что не смог вылезти из промокшей одежды, мне помогли два парня, которые пришли передо мной. Как только я забрался в спальный мешок, то тут же отключился.

По прибытии в Херефорд кто-то меня разбудил. Все тело одеревенело, я чувствовал себя настолько слабым и разбитым, что проковылял к своей палатке, как восьмидесятилетний старик. Даже в тепле здания я не мог перестать дрожать. Моих познаний в медицине хватало, чтобы понять, что едва не погиб от переохлаждения, но из-за боязни вылететь с отбора, я не осмелился никому об этом сказать. За ужином я съел как можно больше еды и выпил столько теплой жидкости, сколько смог в себя вместить, а затем отправился спать. Построение на следующее утро было назначено на 05:30, и на восстановление у меня было девять часов. Проснувшись в 04:30, я начал свой утренний ритуал: перевязал ноги эластичным бинтом, чтобы предотвратить появление мозолей и немного защитить лодыжки, затем надел две пары носков и свои все еще влажные ботинки, умылся, побрился, позавтракал, привел в порядок оружие и отправился на построение. К тому времени, когда мы расселись по грузовикам, нас осталось всего двадцать девять человек.

Следующим был марш, прозванный «Нарисуй карту»: во время него нужно было ориентироваться с помощью маленькой, нарисованной от руки, схемы. Кандидатам на всякий случай выдают и обычные карты, запаянные в пластик, но их использование означает отчисление с отбора. В ожидании выхода я сильно нервничал. День накануне был кошмарным, и я не знал, хватит ли мне сил на сегодня, но, поднимаясь на первый холм, почувствовал себя лучше. Когда же добрался до вершины, я почувствовал себя потрясающе. Профессиональные спортсмены потом рассказывали мне, что во время любой напряженной деятельности они проходят через стадию «умирания», пройдя через которую, в организме высвобождаются дополнительные резервы энергии, и, что самое важное, мозг начинает работать гораздо четче. Проверив по компасу свой азимут, я рысью отправился в путь, и с трудом дождался, когда мне сообщат следующий ориентир, прежде чем снова двинуться в путь. На вершине последнего холма я посмотрел вниз, увидел грузовик и понял, что это крайняя контрольная точка. Запрокинув голову назад, я подставил лицо под снег и дождь. Я был непобедим. Мое итоговое время, менее четырех с половиной часов, стало рекордным для марша «Нарисуй карту».

На базе мы были в 17:00, а уже в час ночи построились перед крайним испытанием контрольной недели — чудовищным маршем на выносливость. Менее чем за двадцать часов нам предстояло пройти почти восемьдесят километров вдоль всей гряды Брекон Биконс, неся на себе 65 фунтов. Чтобы доставить нас к месту старта, потребовалось всего два грузовика, так как нас осталось всего двадцать три человека. В отличие от других маршей, сейчас мы все стартовали из одной точки, и в ожидании команды все сгрудились возле своих грузовиков. В 03:00 Лофти опустил стекло своего «Лендровера» и крикнул:

— Вперед!

Все тупо посмотрели друг на друга, а затем бросились бежать, как лемминги. к краю обрыва, и в течение десяти минут мы уже растянулись на сотню метров вдоль крутого склона горы. Первоначальное волнение улеглось, все выровняли темп, и когда через четыре часа забрезжил рассвет, я уже прошел Пен-и-Ван и спускался к первой контрольной точке у Стори Армз.