Unknown

Ай, сила какая! Ай, какая сила! — покачивая головой, вскрикивал Сиволобов.— Ты гляди, как в кусок мыла гвоздем, броню-то прорезал. Ай, сила!

Анатолий Васильевич уже стоял на танке и, обращаясь к сгрудившимся представителям танкистов, летчиков, артиллеристов, пехотинцев, говорил звонко:

Видали, какое оружие нам дала наша страна? Танки наши быстрее, изворотливее, проворнее и как бьют! Исполосовали «тигришку», в решето превратили. Бензин мы из него слили, а то горел бы, как сухой лапоть!

Ого-го-го! — захохотали бойцы, артиллеристы, летчики, танкисты над последними словами Анатолия Васильевича, а тот, выждав, когда хохот смолкнет, снова сказал: — Так теперь ступайте к своим и скажите: «Не так страшен черт, как его малюют»,— и, загибая пальцы на руке: — Снаряды наши его берут? Ну не в лоб, так в бок. Наши танки быстрее, изворотливее, устойчивее... И, кроме того, «тигра» человек, ежели смекнет, может и с топором в плен взять. Вот тут у нас есть один такой герой, Петр Макарович Сиволобов... С топором в руке полонил этого «тигра». Петр Макарович, а ну-ка ко мне. Скажи им.

Сиволобов был настолько смущен, что почти не слышал последних слов командарма. Он даже не заметил, как его подсадили, как он очутился на танке рядом с Анатолием Васильевичем.

Говори, говори, Петр Макарович! — сказал тот.

Сиволобов, дрожа, начал:

Ну, что же... Ну, ей-ей... Как во сне. Ну вот, как во сне...

Ты это, братец, брось, «как во сне»,— прервал его Анатолий Васильевич.— Прямо говори: смекалка. Русская смекалка. «Во сне»! Ишь чего придумал. Во сне-то так бы и проспал.

Слушаюсь, товарищ командарм! Конечно, сознательный акт,— еле слышно ответил Сиволобов и, вскинув голову, снова начал: — Да-а-а, значит, как во сне...

Заладил одно и то же,— оборвал его Макар Петрович.

А Анатолий Васильевич уже хохотал, то похлопывая по плечу Сиволобова, то легонько обнимая его.

Ничего! Ничего! — сквозь смех вскрикивал он, обращаясь ко всем.— Говорить не умеет, зато бить умеет. Говоруны найдутся, хоть море пруди. А вот таких, как Петр Макарович... Впрочем, у нас и таких много. Ничего! Спасибо тебе, Петр Макарович! Напишу отебе, буду просить Героя,— и, легко спрыгнув с танка, подойдя к Николаю Кораблеву, проговорил, показывая на пробоины: — Это вам не ножички.

Вы что меня ими ковыряете?

Не верьте первому слову.

Откровенно говоря, Анатолий Васильевич, я вам тогда и не поверил. Ну, то уже в прошлом. А теперь — вот эти два танка были вроде в бою?

В маленьком. А что?

Если я посмотрю моторы? Разрешите мне тут остаться.

Оставайтесь. Посмотрите — и к нам, прошу вас. Время напряженное. Однако, уверяю вас, ничего вы не узнаете. Погодите немного, пойдем в бой — вот тогда и смотрите.

8

Макар Петрович перекочевывал со всем своим имуществом в хату Анатолия Васильевича. На кровать, которую для него Галушко поставил в столовой, он иногда склонялся, но спать не мог, как не могли спать и Анатолий Васильевич и весь его штаб: генералы, полковники, майоры, лейтенанты, бойцы. Все были невероятно напряжены, гораздо сильнее, чем накануне пятого июля: ждали приказа от Рокоссовского. А Рокоссовский молчал. Он будто забыл о том, что в его распоряжении чуть северней боя стоит наготове армия Анатолия Васильевича.

На стене в хате Анатолия Васильевича висела свежая карта. На карте появились капельки, нависающие с севера и юга над Курском. К вечеру пятого июля капельки стали растекаться в разные стороны, шестого — они выросли уже в капли, а седьмого — угрожающе нависли над Курском. Макар Петрович эти капельки сначала чертил красным карандашом, затем синим, потом черным.

«Клещи»,— произнес он восьмого вечером.— Я ждал, что именно здесь они выступят,— не без скрытой гордости намекнул он на тот разговор, который когда-то происходил в присутствии Николая Кораблева в хате Макара Петровича.

Анатолий Васильевич искоса посмотрел на него, понимая, что начштаба оказался в споре прав, но его кольнуло то, что вот бывший председатель райсовета разгадал намерения немцев, а не он, Анатолий Васильевич, всю жизнь военный. И, чтобы пронять Макара Петровича, он, ссылаясь на приказ, запрещающий даже разговаривать о планах, сказал:

Вам должно быть известно, что трепаться о планах не положено.

Вместе трепались, товарищ командарм.

Я не трепался. Я объяснял обстановку Николаю Степановичу.

А я вносил поправки.

Анатолий Васильевич некоторое время молчал, давя в себе неприязнь к Макару Петровичу, затем произнес:

Ты чего-то ко мне сегодня агрессивно настроен.

Устал, товарищ командарм. Прости, пожалуйста,— Макар Петрович, снова перейдя на «ты», заговорил: — Смотри-ка, товарищ командарм, а и в самом деле, что тут творится! — и зеленым карандашом «подвел» капельки на карте.— Не так воюют. Я бы не дал себя зажать в «клещи»,— чуть погодя добавил он.

Ты бы. Не дал бы! Пойдем-ка лучше ночку посмотрим, товарищ начштаба,— предложил Анатолий Васильевич и первым пошел на выход, столкнувшись тут с Галушко.— Не мешай! — крикнул он ему.— Мы на минутку. Без тебя обойдется!