Untitled.FR11

... В Плещеевке только два сруба в центре села были крыты железом - правле­ние совхоза «Путь к коммунизму» и клуб, над дверью которого трепал ветер алое полотнище с белыми буквами: «Привет работникам трудового фронта!».

Здесь, в комнатах правления и большом зале клуба, вечерами горели элек­трические лампочки, и народ охотно шёл сюда услышать новости, посмотреть кино. Правда, в разгар танцев лампочки могли неожиданно потускнеть, ввергая в темноту собравшихся, затем так же неожиданно загореться вновь. Тарахтенье за открытыми окнами английского двигателя, когда-то отобранного у помещика, временами захлёбывалось, словно предупреждая народ о грядущей темени, но, на этот случай всегда в запасе имелись свечи, кинозал тут же превращался в тан­цевальный, в дело вступала гармошка. А чего сидеть в хате тёмными осенними вечерами? Здесь было весело!

Агитбригада прибыла на двух подводах, запряжённых уезженными лошадка­ми. Благо от Воронежа каких-то пятнадцать километров! Они везли с собой пла­каты и лозунги, аккордеон, трубу и скрипку.

Девочки протиснулись в зал, когда артистов и агитаторов залу уже представи­ли. На сцене, которая была освещена лучше, чем зал, они увидели «живую пира­миду» из четырёх человек, изображавшую звезду. В центре находился атлетиче­ски сложенный молодой человек с широко расставленными ногами; могучий торс обтягивало тонкое трико, на плечах и коленях атлета стояли худенькие барышни в красных блузках, белых плиссированных юбочках, белых тапочках и длинных белых носках. Яркие блузки девушек хорошо выделялись на фоне составных бе­лых полотен, на которых был изображён крестьянин, огромным кулаком сметаю­щий со своего пути маленькие корявые фигурки с карикатурными лицами, изо­бражающие кулаков, попов и прочую буржуйскую «нечисть».

Паша с Катькой пристроились на свободной скамье. Клуб был забит селянами. Почти все мужчины и парни курили самосад, над головами зрителей стояли сизые клубы дыма. Девки и бабы грызли семечки, бросая шелуху на подолы платьев, тихонько хихикали, показывая пальцем на выпирающий рельефный бугорок на тонком трико физкультурника.

«Звезда» распалась, участницы ловко спрыгнули на дощатый пол сцены. Вы­шла девушка в чёрном берете, в очках, в чёрном платье с белым воротничком, объявила звонким певучим голосом:

- Стихи народных поэтов Кольцова и Демьяна Бедного, читает рабочий завода имени Коминтерна Андрей Первозванный!

На сцене появился долговязый парень в косоворотке, с вытянутым лицом и большими глазами. Белки глаз декламатора сверкнули в свете лампочек, он при­щурился, стал оглядывать зал: одна рука в кармане брюк, пальцы другой засуну­ты за тонкий ремешок на талии. Колхозницы, жующие семечки, его не смутили, видно, выступал не впервой. Вот он снова сверкнул глазами, тряхнул густой ше­велюрой, протянул руку, что была на поясе, в зал и начал негромко, поэтому те, кто хотел что-то услышать, стали призывать к порядку молодёжь.

Ты пахни в лицо, ветер с полудня,

Растревожь, взволнуй степь просторную...

Постепенно чтец овладевал вниманием собравшихся, приглушённый голос крепчал, набирал силу. До Паши его слова долетали откуда-то издалека, певучий ритм стиха завораживал, но смысл не доходил до неё, ей хотелось уйти из этого задымлённого зала и уснуть.

Затем стали звучать агитки Демьяна Бедного, но Паша уже заснула на плече Катьки. Ей приснился брат Зиночки Жорж, как они, взявшись за руки, идут с ним куда-то...

Меж тем собравшиеся в клубе бедняки аплодировали стихам Демьяна. Но вот декламатор покончил с ними и, после небольшой паузы, сказал:

- А теперь я хочу прочитать вам стихи Сергея Есенина.

«Сорокоуст»! - объявил он и начал читать напевно, растягивая слова, неко­торые громко выделяя голосом. Пашка проснулась, когда рабочий завода имени Коминтерна почти завопил:

О, электрический восход!

Ремней и труб глухая хватка,

И изб древенчатый живот Трясёт стальная лихорадка!

Затем он сбавил тон и начал более проникновенно:

Видели ли вы,

Как бежит по степям,

В туманах озёрных кроясь,

Железной ноздрёй храпя,

На лапах чугунных поезд?

А за ним

По большой траве,

Как на празднике отчаянных гонок,

Тонкие ноги закидывая к голове,

Скачет красногривый жеребёнок?

Милый, милый, смешной дуралей,

Ну, куда он, куда он гонится?..

Неужель не знает, что живых коней Победила стальная конница?

На сцену выбежала девушка в очках и чёрном берете, бесцеремонно потянула за рукав охваченного стихией рифмы рабочего. Он недоумённо повернулся к ней, на сцене произошла заминка, и все зааплодировали, посчитав, что читающий за­кончил.