Уорхол

В собственной странной манере Энди стал раскрываться. Если в Техе какая-то часть его натуры наслаждалась, шокируя однокурсников, это и в сравнение никакое не шло с тем, что он учудил на вечеринке у Балкомба Грина в Питтсбурге. «Там была стайка студентов, – вспоминал Перри Дэвис, – а он зашел и говорит: „Так, раздеваются все, у меня с собой альбом“». Роберт Флейшер рассказал Патрику Смиту, что, когда коммуна с Манхэттен-авеню разъезжалась, родители Элейн Бауманн устроили у себя Хеллоуин, куда должен был прийти и Уорхол в компании нескольких бывших соседей:

Время все шло и шло, и тут вдруг в полночь – они сделали так сознательно для эффектного появления – звонят в дверь, а потом заваливаются, за руки, у каждого на шее огромная вырезанная ромашка, и гирлянды несут, словно на школьном выпускном. Они пришли с ромашкой – а так в те времена групповухи назывались. Все просто попадали в истерике.

Их хохот для Флейшера был унизительным. Может, по идее Энди это и была шутка, тот же почувствовал себя выставленным на посмешище.

Пока Энди жил один, у него появились весьма доверительные отношения с телефоном, которого впоследствии он называл своим лучшим другом. Телефон стал не только его связующей линией жизни с финансовыми и арт-директорами, но и волшебной машиной, позволявшей вести более интимные разговоры, чем он смог бы лично. Из-за того, что Энди боялся спать один, но не мог делить постель с кем-либо, телефон был его идеальным компаньоном и в кровати. Клаубер, который тогда с ума сходил по юноше с именем Фрэнсис Хьюз, уже ждал от Энди регулярного звонка среди ночи с расспросами о произошедшем накануне.

Это был большой опосредованный роман Энди. Парень уходил около двух ночи, я тут же обсуждал с Энди случившееся. Ему нужны были все детали, ну, я и рассказывал. Прослушивание этих историй делало его счастливым: «Еще рассказывай, рассказывай еще». Он был настоящим вуайеристом и из тех людей, которые наслаждаются замещением собственных впечатлений чужими. Потом я познакомил его со своей второй настоящей любовью, Ральфом Томасом Уордом (Корки), и, кажется, Энди в Корки влюбился.

Уорд жил на Юнион-сквер с мужчиной постарше, Аланом Россом Макдугалом (Дуги), секретарем Айседоры Дункан. Высокий, гибкий, талантливый поэт и художник с кудрявыми темными волосами, много пьющий и достаточно безбашенный. Уорд был эдаким романтическим героем для своих товарищей, но только на Рождество 1951 года Клаубер заметил, что Энди на него стал западать. На то Рождество они втроем, в компании молодого человека по имени Чарльз, пошли на какой-то французский фильм. После чего нашли елку и потащили ее на квартиру к Клауберу, где стали отмечать, танцуя в гостиной.

Клаубер живо помнил эту сцену:

Я стянул брюки, и мы с Ральфом начали лихо вальсировать и врезались в стол, а когда я поднялся, у меня в боку была здоровая рана, мы позвонили в скорую, что подразумевало, что и копы приедут. Энди от осознания этого факта стало дурно, и он смылся оттуда. Просто в ужасе был. Конечно же, для копов было очевидно, что вечеринка гейская, и они подозревали, что меня пырнули.

По словам Уорда, «копы вели себя грубо, хотя один из них и был весьма ничего». Тем не менее никаких обвинений предъявлено не было, и Джордж, Ральф и Чарльз сели в скорую и полицейскую машины. Энди наблюдал из арки здания через дорогу, как эскорт двинулся в больницу. Он не осмелился оказаться замешанным в подобное, но должен был знать, чем дело кончится. Для Джорджа это был знак, что Энди уже был сильно влюблен в Ральфа.