В сценарии он искал, и мы уже видели это, не историю, а по большей части инциденты. От «актеров» он меньше всего ожидал сходства с образом, с изначальной и заранее обдуманной идеей. Энди хотел видеть индивидуальности, способные вызвать удивление и сообщить зрителям чувство головокружительной эйфории, передать ощущение настоящей и шокирующей правды, что-то придумывать и импровизировать перед камерой, как поступают всегда и всюду трансвеститы, которыми Уорхол не переставал восхищаться. «Энди всегда останавливал свой выбор на персонажах, охваченных страстью, излучающих свет или объятых ее пламенем, которое он умел разжечь, прежде чем запечатлеть все это на кинопленке», – писал Генри Гельдцалер, подчеркивая, что Уорхол не мог переносить одиночества, поэтому «главное предназначение “Фабрики” – находить для него друзей».
Лекарство от меланхолии
«У меня слишком много друзей», – писал Жерар де Нерваль[511]
Джорджу Беллу[512] в 1854 году. Редкое ощущение. Моцарт оказался ближе к Уорхолу, когда сообщал жене в письме из Бадена в 1791 году: «Для меня плохо оставаться одному, когда в моей голове начинает что-то складываться» – или несколькими днями позже: «Мне всегда следует быть немного шутом». Уорхолу необходимо было слышать гул толпы вокруг себя, ощущать ее присутствие. «Не могу передать тебе свои чувства. Это какая-то пустота, и она причиняет мне боль», – снова из письма Моцарта того же года, в июле. Вот так.Толпа – лекарство от меланхолии. Галдеж поднимался вокруг Уорхола, когда он печатал свои шелкографии, занимался скульптурой, легким эпатажем, делал наброски других людей, танцевавших, слушавших музыку на полную громкость, флиртовавших или сплетничавших. Все это было для него шампанским, это усмиряло тревогу.
То же самое, когда он приглашал на просмотры журналистов, которые приходили в сопровождении своих друзей. Винсент Фремон[513]
, как и многие другие, отмечал: «Он всегда хотел, чтобы с ним кто-нибудь разговаривал, пока он работает».Его называли
Невинный и развратный – таким был Уорхол, таким был
Вива говорила, что некоторые относились к нему как к своего рода «жилетке», которая ждет, чтобы в нее поплакали. А вот ей он казался отцом семейства, который, сидя за столом, с головой ушел в чтение газеты, и невозможно ничем привлечь его внимание, если только не осмелиться и не подступить к нему вплотную.
Ультра Вайолет видела в нем патриарха вкуса, секса, моды, рок-н-ролла, кино, искусства, рисования и ночной жизни. «Он был, – говорила она, – духовным отцом для заблудших детей со всеми их проблемами: наркотики, секс, деньги, семья. Выслушивая очередную чью-то “исповедь”, отец Энди склонял голову, увенчанную митрой цвета платины, приближал к говорящему ухо, вроде бы не слушая его, но все запоминая».
Самые хлесткие удары достались от Трумена Капоте. Он его хорошо знал, обладал ядовитым языком и почти сверхъестественным знанием человеческой психологии. «Вы уже прочли “Сердце – одинокий охотник” Кар-сон МакКалллерс[514]
? – спрашивал он. – Мистер Сингер, главный персонаж, глухонемой мужчина, неспособен общаться с кем бы то ни было и в конечном счете раскрывает себя как бессердечное, совершенно никчемное существо. Из-за его физического увечья люди в еще более отчаянных и безысходных ситуациях льнут к нему, как к могущественному божеству, поверяя ему все свои невзгоды. Точно такое же соотношение сил Энди перенес в свое окружение: отчаявшиеся и заблудшие шли к нему в надежде найти душевный отклик, но он ничего им не давал, поскольку ничем таким не обладал».Капоте добавлял: «Если бы я должен был охарактеризовать его одним словом, я сказал бы, что он – вуайерист. Большой любитель порнографии… коллекционер порнофотографий и изображений голых знаменитостей, снятых без их ведома или застигнутых в таком виде врасплох… При каждом удобном случае он выменивал подобные снимки у других знакомых коллекционеров».