Уорхол

Эди, как она сама признавалась в аудиозаписи «Чао, Манхэттен!», все больше теряла меру в приеме наркотиков, перешла на тяжелые, составляя из них «коктейли». Единственное, что ее занимало, – это «какой из головокружительных экстазов выбрать: амфетаминовый или кокаиновый, впрочем, разницы между ними нет и в обоих случаях сублимация переживается одинаково: потеря координации и невероятная чувствительность… Что выбрать? Амфетамины, кокаин и секс – это базовый набор. Что касается коктейля амфетамины плюс алкоголь – это уже совсем другая история! Начинаю с укола в 8 часов утра, потом – алкоголь, результат – равнодушное спокойствие. Это могло бы привнести что-то гротескное, причудливое или стать настоящим попаданием в точку во время какого-нибудь празднования. Но не во время оргии. Я в первый раз пробую коктейль амфетамины-героин: я закрыла глаза, вытянула руки, сжала кулаки, сделала сама укол сначала в правую руку, затем – в левую. Вдруг ко мне вернулись силы. Я сбежала с лестницы и уже прошла полкилометра по Парк-авеню, когда друзья остановили меня. Коктейль амфетамин-кокаин – это открытие совершенно другого мира. Довольно опасного, надо сказать. Ничто не может затмить эйфорию от амфетаминов, кокаина и секса».

Говорили, что у Эди из-за постоянных наркотических уколов ягодицы напоминали Скалистые горы, но даже этого было недостаточно, чтобы сравниться с Бриджид Берлин или с ее сестрой Ритчи.

Бриджид Берлин, известная среди наркоманов как Бриджид Полк, была, по слухам, «любимой наследницей» Уорхола и утверждала, что она – дочь Ричарда Берлина[509]. Уорхол делал вид, что верит ее рассказам о наследстве, растраченном на праздники на Файер-Айленд и на аренду вертолета, чтобы летать за покупками в Нью-Йорк. Достоверных сведений немного, но точно известно, что она в самом деле обладала неким состоянием, которое промотала в путешествиях и замужестве, которое длилось четыре месяца. После этого она жила на дивиденды и небольшие «карманные деньги», выдаваемые родителями, что позволяло снимать номер в отеле «Челси» и покупать свои обычные пятьдесят доз амфетаминов в день. По крайней мере, она так утверждала.

«Веселая токсикомания» обернулась жесточайшей наркотической зависимостью. Если верить рассказчице, еще в подростковом возрасте наркотики ей прописал врач, как часть лечебного курса для похудения. По ее словам получалось, что для снижения веса требовалось увеличивать дозу. Вспомним, что Уорхол пользовался тем же предлогом-оправданием – борьбой с избыточным весом, чтобы принимать обертол…

Бриджид разгуливала по «Фабрике», где появилась в 1965 году, с голой грудью, заявляя: «Я обнажена – в этом моя свобода». Она была чудаковата и бесцеремонна.

Что касается Тейлора Мида, то он появился на «Фабрике» на роликовых коньках и с радиоприемником, подвешенным на шее на такой длинной веревке, что он болтался между его ногами, где-то у самого пола. Поэт, клоун, комедиант, страдалец, бродяга, призывавший всех постоянно чем-то восхищаться. Всем, кто хотел его слушать, он сообщал: «Я стал геем в девять лет». Он уверял, что раз десять сидел в тюрьме: полиция его арестовывала за взгляд. С такой наглостью и дерзостью он на них смотрел!

– Почему тебе нравится Тейлор? – спрашивала Ультра Вайолет Энди Уорхола.

– Потому что он рисуется, – отвечал Уорхол.

Хороший ответ.

Своим асимметричным, разделенным на две половины лицом, на котором один глаз был больше другого, одна скула – выше другой, со всклокоченными рыжеватыми волосами, с дряблой кожей, Тейлор Мид всегда был в таком состоянии, как между двумя шутовскими репризами, как между двумя гениальными актерскими находками, в пограничном состоянии между наивысшей точкой взлета и полудремы.

Насколько я обожаю Тейлора Мида, насмешливого Пака[510] из скандинавской мифологии, карикатурного эльфа, с походкой артезиано-нормандского бассета, настолько же у меня никак не получается обнаружить, хотя бы немного, обаяния в Поле Моррисси. Остается только один возможный вывод: на «Фабрике» все «унифицировалось». Признаюсь, что в его случае я учитывал лишь то, что выходило за рамки обычного. Он был «страшным честолюбцем», говорили одни. Да. Он обожал грязь и сквернословие, копался в мусорных баках, утверждал Ондин. Да. Он был реакционером наихудшего толка, ненавидел современное искусство, над которым всегда насмехался, отдавал свои предпочтения пейзажной живописи XIX века, напоминали другие. Снова – да.

Пол родился в Йонкерсе, в штате Нью-Йорк. Его умеренные взгляды сформировались за шестнадцать лет обучения в католическом Фордемском университете, в Бронксе. По его окончании он работал в страховой компании, затем в социальных службах от нью-йоркского муниципалитета, исполняя должность социального помощника в испанском квартале Гарлема, что совершенно не способствовало укреплению в нем снисходительного отношения к несчастным и обездоленным.