Ураган

— Зачем сорвали? Быстренько повесьте на место, — заволновалась Зубайда.

— Нитка нужна.

Нашлась и нитка, Зубайда выдернула ее из подола платья. И вот уже мешочек висит на месте.

Они спрятались и стали наблюдать. Сразу же прилетели птички и опустились возле гнезда, огляделись, затем по очереди побывали в мешочке.

Зубайда радовалась, что не пошла со всеми. Когда еще увидишь такие удивительные вещи?

Почва под ногами зыбкая. Надо идти осторожно, а то попадешь в топь. И все-таки они забрались далеко. Ни шума реки, ни голосов. Тишина. Чем дальше они шли, тем более зыбкой становилась земля, захлюпала вода, и вскоре показалось огромное пойменное озеро, берега которого поросли высокими камышами, шумевшими, подобно лесу.

На воде что-то плавало.

— Это гнезда нырков, — сказала Зубайда. — Их называют еще чомгами, а в народе — поганками. Мясо у них несъедобное. Я читала об этом.

— Достать? — предложил Хашим.

— Нет. Это только кажется, что они свободно плавают, но на самом деле под водой они к чему-нибудь прикреплены.

Гнездо, мастерски сплетенное из кусочков камыша, напоминало таз. Таз покачивался на воде, но не уплывал.

— Нет ли там яиц? — спросил Хашим.

— Нет. Они кладут яйца в мае, а в июне уже выводятся птенцы.

— Сейчас же июнь. Значит, птенцы где-то поблизости.

Зашелестели, зашумели камыши, и показалась птица, напоминающая рябую курицу.

— Вот, говорил же я!

Чомга прокричала: «Караул, караул!»

И отовсюду ей стали отвечать: «Караул, караул!»

— Ой, идите сюда, Хашим-ака, идите скорее! — позвала Зубайда, прошедшая вперед.

— Где вы? — Хашим огляделся.

Добраться до Зубайды было не так-то просто. Он подвернул брюки и зашлепал по воде. Зубайда любовалась птенцами, которые с писком плавали рядом. Испугавшись тени человека, они поспешили спрятаться в густых зарослях камыша. Поодаль раздался встревоженный голос их матери: «Гек-гек-гек?» Она будто спрашивала: что, мол, случилось?

Красивая птица, не похожая ни на кур, ни на уток, выплыла из зарослей. На красной головке с черным ободком — венчик из светлых перьев. Она гордо держала ее на длинной белой шее и, замахиваясь клювом, как копьем, крутилась на месте.

— Нервничает, — сказал Хашим.

Птица звала к себе птенцов. Увидев людей, она взлетела, распластав красивые крылья, и уже с воздуха призывала потомство: «Гек-гек-гек».

Пора было возвращаться, и Зубайда и Хашим повернули назад.

— До смерти пить хочется, — облизав высохшие губы, сказала Зубайда.

У Хашима тоже пересохло в горле.

— Неужели мы не встретим ни одного человека с водой?

— Не надейтесь. Кроме реки и кустарника, ничего здесь нет. Остается протянуть ноги. Через сто лет найдут наши скелеты. А еще раньше нами закусят вороны, — пошутил Хашим. Он обнял девушку за плечи и поцеловал.

Вскоре они вышли на берег Каракульского канала.

Веяло прохладой, но это не утоляло жажды. Хашим не знал, чего он больше хочет: обнять Зубайду или пить.

— Ой, сон это или явь? — воскликнула вдруг девушка. — Посмотрите на ту шахскую крепость. Это, должно быть, резиденция райских стражников.

— Если стражники не окажутся скупыми, то они не пожалеют для нас пиалы воды.

— А если пожалеют, то мы сами найдем воду в раю. Вы заговорите стражников, а я проскользну внутрь.

— Так только черти пробирались туда, — захохотал Хашим.

Его смех разбудил белобородого старца, прикорнувшего на террасе чайханы полевого стана.

— Только было прилег, и задремал... Добро пожаловать, проходите, — пригласил старик.

— Салям алейкум, отец, — сказала девушка, — мы пришли к вам попросить напиться.

— Очень хорошо. Есть холодный чай. А хотите, дыней угощу.

Гости предпочли дыню. Старик нарезал дыню и наблюдал, как молодые люди с наслаждением ели ее.

— Сынок, вы со стройки?

— Да.

— Я так и подумал.

На стане было полито и от этого прохладно. Вокруг — хлопковые поля. Среди высокого, уже до колен, хлопчатника стрекотал трактор. Вперемежку раздавались голоса — то женский, то мужской. Журчала вода в арыках.

— Отец, что вы делаете в колхозе? — спросил Хашим.

— Я мираб, сынок.

— Разве в это время поливают хлопчатник?

— Поливаем. Сейчас самое время для полива. Днем и ночью поливаем.

— Беспокойная работенка.

— А где есть покой, сынок? Вот я с вами сижу, разговариваю, а мысли мои в поле. Не сходишь туда, не посмотришь — и душа не на месте.

— Трудно, трудно вам, отец.

— А где легко, сынок? Хлопок ведь капризен, требует внимания... Посидите, пока я осмотрю поле, потом чай заварю.

Старик пошел по борозде и спустился в безводный арык.

— Пошли, — сказал Хашим, поднимаясь.

— А чай не будем пить?

— Ну его! Давайте удерем.

— Ладно, — согласилась Зубайда. — А куда?

— В рай.

Они скрылись в тени густых плодовых деревьев.

Зубайда бежала, а Хашим догонял ее. Наконец, Зубайда устала и прислонилась спиной к яблоне.

— Нехорошо получилось, — сказала она подбежавшему Хашиму. — Старик вернется, увидит, что мы ушли не простившись, и обидится.

Вместо ответа Хашим притянул ее к себе.

— Не надо, — прошептала Зубайда.

Хашим стал целовать ее лицо, шею, плечи, грудь. Под ладонью Хашима билось сердце, словно цыпленок под скорлупой.