В первые месяцы их знакомства Макс изобрел игру, намереваясь произвести впечатление на Бонни Брукс. Он спорил, что может совершенно точно угадать, какая у человека марка автомобиля, основываясь при этом на его или ее манере поведения, одежде и внешности. Макс считал, что обладает даром интуиции, что и сделало его отличным профессионалом в области рекламы. Во время их свиданий Макс часто выходил из ресторанов или кинотеатров за незнакомыми людьми, чтобы посмотреть, какой марки у них машина. «Ха, „лумина“ — что я тебе говорил? Да ведь на нем буквально написано, что у него должна быть машина именно этой марки!» Макс радовался, когда его догадки оказывались верными (а это, по грубым подсчетам Бонни, происходило в пяти процентах случаев). Вскоре эта игра надоела Бонни, и она попросила Макса прекратить ее. Макс не обиделся, его вообще было трудно обидеть, и эту черту его характера Бонни приписывала суровой обстановке, царившей на Мэдисон-авеню.
Если отец Бонни относился к Максу дружелюбно, но с безразличием, то мать Бонни его явно невзлюбила. Ей казалось, что Макс прилагает чересчур уж много усилий, пытаясь продать себя Бонни точно таким же образом, каким продавал продукты для завтраков и сигареты. Мать отнюдь не считала, что Макс притворяется, совсем наоборот, она была убеждена, что он именно такой, какой есть, — ужасно энергичный и целеустремленный. И дома Макс был точно таким, как на работе, пытался добиться успеха с неменьшим рвением. По мнению матери, Макс Лам страдал скрытым высокомерием и надменностью. Бонни было странно слышать подобную критику из уст женщины, которая всех предыдущих приятелей Бонни считала робкими, не нашедшими себя в жизни неудачниками. И если мать никогда не называла поклонников Бонни «мерзавцами», то Макса Лама она быстренько наградила этим эпитетом, что Бонни болезненно переживала до самого дня свадьбы.
И вот теперь, когда Макса явно охватило безумие, Бонни с тревогой вспоминала слова матери. Неприятные черты характера Макса проявились настолько очевидно, что даже Бонни вынуждена была признать это. Августин понял, о чем она говорила.
— Ваш муж считает себя умнее всех.
— К сожалению, — согласилась Бонни.
— Это ясно даже из его телефонных звонков.
— Но, во всяком случае, — Бонни замялась, собираясь с духом, — пока ему удается сохранить свою жизнь.
— Наверное, понял, что иногда полезно держать рот на замке. — Августин встал и потянулся. — Я устал. Может, отложим осмотр шрама на другой раз?
Бонни рассмеялась и согласилась. Подождав, пока за Августином закроется дверь спальни, она позвонила Питу Арчибальду домой в Коннектикут.
— Я разбудила тебя? — спросила Бонни.
— Вовсе нет. Макс предупредил, что ты можешь позвонить.
У Бонни слова застряли в горле.
— Ты… Пит, ты говорил с ним?
— Почти целый час.
— Когда?
— Сегодня вечером. Ему все не дает покоя мысль, что Билл Напп может перехватить у него рекламу «Бронко». Я сказал ему, чтобы он не волновался, у Билла сейчас полно других дел…
— Пит, меня интересует не это. Откуда Макс звонил?
— Не знаю, Бон. Я был уверен, что он и тебе позвонил.
— Он сказал тебе, что случилось? — спросила Бонни, стараясь скрыть боль в голосе.
Пит Арчибальд замялся, что-то промычал, нервно закашлял.
— Так, в общих чертах. Понимаешь, Бонни, все женатые пары, во всяком случае те, которые я знаю, проходят через подобные ссоры. И я вовсе не виню тебя за то, что ты не сказала мне правду, когда звонила в прошлый раз.
— Питер! — воскликнула Бонни. — Мы с Максом не ссорились. И я
Возникла неловкая пауза, затем Пит Арчибальд продолжил:
— Бон, вы сами все уладите, хорошо? Я не хочу вмешиваться в ваши отношения.
— Ты прав, абсолютно прав. — Тут Бонни осознала, что стучит по подлокотнику кресла свободной рукой, сжатой в кулак. — Пит, не хочу долго задерживать тебя, но, может, ты скажешь мне, о чем еще говорил Макс?
— Да так, мы просто трепались.
— Целый час?
— Ну ты же знаешь своего мужа.
«А может, и не знаю», — подумала Бонни.
Она попрощалась с Питом Арчибальдом и положила трубку. Затем подошла к спальне Августина и постучала в дверь. Не получив ответа, Бонни проскользнула в комнату и присела на уголок кровати. Она подумала, что Августин спит, но тут он повернулся и спросил:
— Не очень хорошая ночь, чтобы проводить ее в комнате с черепами, да?
Бонни Лам покачала головой и заплакала.