Урал грозный

Во время войны Кассиль работает корреспондентом Всесоюзного радио. Он побывал на Северном флоте, на Западном и Первом Украинском фронтах. Очерки и корреспонденции писателя часто печатаются в газетах, одна за другой выходят его книги для взрослых и детей: «Твои защитники», «Есть такие люди», «Всем сердцем», «Дорогие мои мальчишки»...

Писатель Ю. Яковлев, бывший в годы войны артиллеристом-зенитчиком, вспоминает, как на батарею, стоявшую под Москвой, кто-то привез книжку Льва Кассиля «Линия связи», вышедшую в библиотечке «Огонька»: «Я прочел ее залпом. И пошла маленькая книжечка по батарее, от бойца к бойцу. Книжка действительно была маленькая, портативная, походная. Она была нам в самый раз. Тогда толстые книги о войне еще не были написаны. Однако маленькая книжка Льва Кассиля оказалась необыкновенно емкой. Пять небольших военных историй были такими волнующими, такими близкими всем нам, что мы долго ходили под впечатлением рассказов».

Свердловское книжное издательство в 1942 году тоже выпустило миниатюрную, «походную» книжку Кассиля — «Семь рассказов». Лев Абрамович Кассиль не раз бывал на Урале, непродолжительное время жил в Свердловске, и это определило тему некоторых его рассказов.

И после войны выходят в свет книги писателя о Великой Отечественной: «Великое противостояние», «Улица младшего сына» (последняя написана совместно с М. Поляновским, авторы удостоены Государственной премии СССР за 1951 год).

Кассиль — автор многих статей и книг по вопросам литературы и искусства (писал о В. Маяковском, А. Гайдаре), педагогики. В 1965 году Лев Абрамович был избран членом-корреспондентом Академии педагогических наук СССР.

Кассиль был членом правления Союза писателей РСФСР, бессменным председателем творческого объединения детских и юношеских писателей.

ЗА ОДНИМ СТОЛОМ[16]

М. А. Солдатовой, матери многих своих и чужих детей

Чем дальше продвигался враг в глубь нашей земли, тем длиннее становился маленький стол у Александры Петровны Покосовой. И когда я недавно по дороге на один из уральских заводов заглянул к Покосовым, стол, раздвинутый в полную длину, занимал почти всю комнату. Я попал к вечернему чаю. Сама Александра Петровна, как всегда, прямая, с коротко остриженными седыми волосами, в узких железных очках, командовала чаепитием. Бурлящий, попыхивающий паром и похожий на паровоз, готовый вот-вот пуститься в путь, медно-красный самовар, смешно удлиняя и перекашивая лица, отражал в своих начищенных округлостях все необычайно выросшее и незнакомое мне население квартирки.

По правую руку Александры Петровны, припав губами к блюдечку, стоявшему на столе, сидела девочка лет трех. У нее были большие черные глаза с длинными выгнутыми ресницами. Пар, подымавшийся с блюдечка, путался в черных завитках туго вьющихся волос девочки. По левую руку хозяйки, надув щеки что есть силы, дул, вызывая маленькую бурю в своем блюдечке, нежнолицый паренек лет семи в вышитой украинской рубашке. Рядом с ним, любуясь собственным изображением в самоварной меди, строил веселые ужимки аккуратный мальчуган в гимнастерке, скроенной по-военному. Его смешные гримасы приводили в скрытый восторг тихонько прыскающих в свои чашки двух малышей, сидевших напротив,— девчурку с двумя коротенькими торчащими в разные стороны русыми косичками и скуластого черноглазого крепыша, коричневые щеки которого покрывал пушистый налет южного загара. За другим концом стола расположились четыре молодые женщины. Одна из них торопливо прихлебывала чай, скосив глаза на стенные часы.

Увидев такое неожиданное многолюдье в обычно одинокой, пустынной квартирке, я в нерешительности остановился у порога.

— Заходите, заходите, пожалуйста, рады будем! — приветливо заговорила Александра Петровна, продолжая ловкими руками орудовать у своего самоварного пульта.

— Да у вас, видно, гости... Я уж лучше потом как-нибудь.

— Какие тут гости? Это все родня. А кто и не родня, так все равно свои. Вы в самый раз попали. В аккурат все народы мои в сборе. Снимайте вашу дошку да садитесь с нами чаи гонять. А ну-ка, ребятки, пораздвиньтесь маленько, освободите местечко гостю.

Я разделся и подсел к столу.

Пять пар ребячьих глаз — черных, светло-голубых, серых, карих — уставились на меня.

— А вы, верно, не узнали,— заговорила Александра Петровна, придвигая ко мне золотистый стакан чаю,— выросли дочки-то? Ведь это Лена и Евгения. А те — сношеньки мои. Одна-то, правду сказать, и не моя сноха, да я ее все равно уже вроде своей считать привыкла.

Молодые женщины радушно переглядывались. Та, что пила чай, поглядывая на часы, встала, вынула ложечку из чашки.

— На работу спешит,— объяснила Александра Петровна.— В ночной смене занята. Самолеты делает, моторы всякие,— шепотом, наклонившись ко мне, добавила она.— Вот так и живем, значит.