Уральские сказы

Схватил Афоня Игнатку за ворот рубахи, приподнял. Не успел Короста отбиться, как Афоня его в большой чан с водой бросил.

Когда Игнатка, весь мокрый, вылез и побежал, от смеха кузнецов старая кузня затряслась. Афоня потом об этом забыл, а Игнатка запомнил… На другой же день доложил обо всем он начальству, но видно не в выгодный час для себя. Развеселил только Короста начальство рассказом своим, а выгоды себе не добился.

Не всегда его слушал управитель. Знал он: на всех наговаривал Игнатка, а Афоня был мастер один на примете. Не вызвал в пожарку его управитель, где розгами рабочих учили, как говорить и что думать, а на заметку все же взяли себе Афонины речи насчет господ. И вот как-то раз явился к Афоне Игнатка. Барский приказ объявил:

«Сдать свои картинки-видочки в контору заводскую. Управителю на обозрение».

— Чуешь? Награду получишь, а то пролежат они — картинки твои в голбце (подполье), и пропадут. Заржавеют в земле вовсе, — напевал Игнатка Афоне, а сам картины увез.

Стал ждать награды Афоня. Поверил Коросте он. Прошел без малого год, как Игнатка увез картинки. Нежданно весть по заводу разнеслась: сам хозяин из Петербурга явился. Вскоре Афоню позвали в контору. Что было с ним там, никто не знал. Только домой Афоня не воротился. Сгинул, как утонул. Жене было сказано кратко: с барином в Петербург срочно уехал. Будет Афоня там картину для господ мастерить, для важной персоны подарок. Барин и вправду вскоре уехал. Народ его и не видал. Прошел еще год, а может и больше. От Афони ни единой весточки не доходило. Пропал человек и все, ни слуха, ни духа о нем.

Потом, как гром среди ясного дня, по заводу слух пошел, будто хозяин завода Турчанинов титул от царя получил за большой подарок. А это были картины Афони, только об этом никто и не знал.

Затем еще новость одна на завод пришла: не успел хозяин в титулах походить, в теплых краях он скончался.

Но один ворон сдох, как говорят, остались еще воронята, остались наследники у Турчанинова. Стали они заводы делить, кому какой достанется. Раздоры между ними пошли.

Управителя Басманова, который вызвал Афоню в контору, наследники с завода выгнали. Под шумок скрылся с завода Игнатка. Стали заводы. Погасли огни в домнах, а тут еще мор пошел на людей от неведомой болезни. Известно, ведь без работы народ стал голодать, от болезни умирать. Ворота на погосте не закрывались. Многие разбрелись — кто куда. Кто посмелей — на Алтай подался, в Колывань (там золото и самоцветы открыли), кто в леса ушел — в углежоги нанялся, только по заводам другим.

Больше года маялись люди. Но в конце концов вновь открыли завод, но от казны. То ли боялось начальство бунтов рабочих (в Полевой уже начиналось), то ли железо понадобилось. Вновь задымили домны. А тут вскорости люди узнали о том, как погиб и Афоня.

Случилось это так. Не все ведь щегеря были такими, как Игнатка. Были среди них и добрые люди: наравне с рабочими горечь заводскую хлебали. Вот и прислали, как вновь задымились домны, нового щегеря по фамилии Китаев. К слову сказать, человек он был не то, что Игнатка.

Стал опять у плотины народ собираться, а о чем больше всего речь там шла? Конечно о начальстве, о покосах, о жизни. О новом щегере говорили люди не таясь оттого, что хороший он был человек для рабочих: «Не корыстной-де он человек — Китаев, дело свое знает. Не хапуга».

А Китаев был молод тогда. С жаром он взялся за работу. Краем уха прослышал он про Афоню, картинки его. У жены Афони купил он вставшие видочки, а сам стал дознаваться о проделках Игнатки. Немало услышать ему довелось про темные дела Басманова и Игнатки: как они деньги крали, как у старателей золото отбирали, как горщиков в забоях и дудках морили… Дознался Китаев и до того, как Афоня пропал. Случай Китаеву такой подвернулся.

Один раз зашел он на посиделки. Известно, в зимнюю пору, в старое время, куда было молодежи деваться? Вот и толкались поочередно у кого-нибудь в избах. «Девки там пряли, языками скали, а парни притолки подпирали», — говорили тогда шутники.

Сел Китаев песни послушать. Одна девка возьми и скажи:

— Давайте, девоньки, лучше сказки страшные сказывать. До смерти люблю слушать их.

— Ты сама их расскажи, знать-то не одну тебе бабка Таланиха говорила, — ответили ей другие. — Иль расскажи про подземелье под господским домом. Дед Алексей, говорят, тебе сказывал.

Слово за слово. Потянулась, как нитка из клубка, сказка о подземелье под господским домом: будто это подземелье от господского дома до главной конторы было прорыто.

В те поры господский дом пустовал. Новый управитель в нем не жил. Вот и задумал Китаев проверить то, о чем девки говорили.

Любопытно, хоть до кого доведись. Дал он целковый «на чай» сторожам господского дома. У домоуправительницы в это время сын родился. Китаев дал ей «на зубок» пятирублевик и вместе с коногоном Андреем Печерским в одну из ночей отправились в подземелье.