Уральский Монстр

Лейтенант спросил, кому принадлежит фанерная коробка, найденная на чердаке, та самая, дно которой оказалось сильно запачкано тёмно-бурым веществом. Грибанов ответил, что коробка не его, а чья – он не знает. Прямо скажем, ответ оказался неудачным, жители советских коммунальных квартир и домов тщательно считали свои и чужие квадратные дециметры, и поставить без разрешения хозяина на чужую площадь коробку, тумбочку или даже пару обуви значило получить на собственную голову серьёзный скандал. Причём неважно, о посягательстве на какую площадь могла идти речь – в коридоре, кухне, на чердаке, где-нибудь под лестницей или в подвале – логика советского обывателя, закаленного теснотой и убогостью быта, демонстрировала несокрушимую прямолинейность, выражавшуюся незатейливой формулой: своё барахло заноси к себе, а на чужую или общую площадь не залезай! Вершинин, разумеется, почувствовал странность ответа Грибанова и тут же уточнил, когда тот поднимался на чердак в последний раз? Отец девочки заявил, что был на чердаке в последний раз 13 июля, когда осматривал его в поисках Герды, и тогда подозрительной фанерной коробки там не было. Вот это уже по-настоящему казалось интересным. Неужели Грибанов подобным утверждением намекал на то, что коробку с подозрительными пятнами ему подбросили? Кому и для чего это делать? Быть может, он знает, что в коробке человеческая кровь, и заблаговременно пытается создать видимость, будто не имеет к этому ни малейшего отношения?

Вершинин продолжал наседать на Грибанова, добиваясь ответов о происхождении подозрительных следов на различных предметах. Появление похожих на кровь пятен на кровати Герды отец объяснил тем, что «это может быть только краска и попала она туда в мастерской». Объяснение также было из разряда неудачных, поскольку кроватка была белой, – неужели рабочие, собиравшие её, не заметили оставленных пятен? А происхождение красного пятна на пиджаке, найденном в кухне, Грибанов связал с привычкой носить цветные карандаши в карманах, дескать, грифель намок и дал такое вот пятно. При этом Петр Михайлович уточнил, что не надевал указанный пиджак полтора года, что тоже звучало, мягко говоря, недостоверно. Трудно было представить, чтобы редко используемую вещь на многие месяцы оставили висеть на кухне, не позаботившись убрать в шкаф. Не по-хозяйски это как-то, не по-советски.

В целом же, показания отца убитой девочки звучали не очень убедительно, и можно сказать, что версия об умышленном убийстве Герды Грибановой её дедом при соучастии родителей – или, по крайней мере, отца – оставалась актуальной. Теперь решающее слово должна была сказать криминалистическая экспертиза подозрительных пятен, найденных на одежде и деталях мебели в доме на Первомайской. Эти вещи были отправлены в лабораторию судебной медицины, а уже 23 июля оттуда в Отдел уголовного розыска пришло заключение по исследованию первой партии вещей, связанных с расследованием. Речь идёт о матерчатом пояске Михаила Андреевича Грибанова, его рубашке и брюках, кинжале и ножнах, найденных в сенях квартиры Баранова, а также вещах, обнаруженных на трупе Герды Грибановой. (Любопытна деталь, позволяющая составить представление об уровне канцелярской культуры работников уголовного розыска: из милицейских документов невозможно понять, что представлял собою пресловутый нож, найденный у Баранова, поскольку его никто толком не описывал. Опера

произвольно называли его то «кинжалом», то просто «ножом большого размера». Лишь благодаря акту судмедэкспертизы мы можем понять, о каком же именно предмете идёт речь – это был «кинжал с чёрной деревянной ручкой, металлическая часть кинжала 17,5 х 3 см, с обеих сторон лезвия имеются буро-красные пятна».)

Экспертное заключение гласило, что на предметах одежды, обнаруженных на трупе девочки (пальто, безрукавка, платье, чулки), человеческая кровь присутствует, что, в общем-то, было вполне ожидаемо. Странным было бы противоположное заключение. На вещах же, изъятых у деда Герды Грибановой: пояске, брюках и рубашке – крови не обнаружено. Вообще никакой – ни человеческой, ни животного. Кроме того, крови не оказалось на трусиках Герды – эта деталь позволяла предполагать, что раздевание жертвы являлось прижизненным, до нанесения ножевых ударов.

Заключение судмедэксперта Сизовой было принято к сведению, но никаких видимых последствий за собой не повлекло – Михаил Андреевич Грибанов остался под стражей и вышел на свободу много позднее.

В те же самые июльские дни сотрудники уголовного розыска деятельно отрабатывали версию о причастности к убийству девочки группы молодых людей в составе Баранова, Кузнецова и, возможно, кого-то ещё.