Урки и мурки играют в жмурки. Отвязный детектив.

Лена училась тогда на третьем курсе, а восемнадцатилетний Ваня, не попав в армию из-за астмы, начинал карьеру в игорном бизнесе: окончил школу крупье и в белой сорочке с бабочкой вертел «колесо фортуны» или ловко метал карты в «блэк-джек». Казино крупное, деньги на карман падали неплохие, учитывая «чай». Отец этого дела не одобрял, незадолго до смерти у него с сыном было несколько крупных ссор. Сергей Антонович хотел видеть Ваню таким же мастеровым человеком, как и он сам. Но у Вани душа к ремеслу не лежала.

— Папаня, ты на пальцы мои погляди, — говорил он отцу и вытягивал вперёд тонкие длинные персты. — Мамино наследство. В таких руках тяжелее карт ничего держать не рекомендуется. — И Ваня радостно смеялся.

Пальцы его и впрямь более подходили музыканту, шулеру или карманнику, нежели каменщику или столяру. Но к музыке у Джонни способностей не наблюдалось, а ремеслом «щипача» он заниматься опасался, памятуя афоризм Остапа Бендера о том, что на свете существует множество сравнительно честных способов отъёма денег у населения.

У Алёнушки к тому времени закрутилась любовь с подающим надежды спортсменом — гимнастом Владиславом Опенченко. Быстро сыграли свадьбу, хотя родители Владика к выбору сына отнеслись холодно: красивая, конечно, но ведь с лица воду не пить, а девица не их круга, плебс. Алёнушка чувствовала себя не в своей тарелке, но мирилась. Скоро Владик станет самостоятельным, к нему даже присматриваются на Западе; лишь бы только выпорхнул из-под родительского крыла, а там… Увы, «а там» ничего хорошего не ждало. Одной тяжёлой травмы оказалось достаточно, чтобы мечты Алёнушки развеялись в пыль. Дальше — история пошлая до отвращения: запои, мужские истерики, стенания о потерянном будущем… Исполнять одновременно роль няни и декабристки Лена не желала. Она просто хлопнула дверью.

Пришлось бросить учёбу и вернуться к матери, где вовсю «зажигал» молодцеватый брат. Он тем временем уже стал пит-боссом и оказался у руководства на особом счету — ловкий, шустрый, сообразительный, понимающий всё с полуслова. Джонни без проблем обеспечивал мать и сестрицу, однако с каждым днём ему хотелось всё больше. Он видел себя не по эту, а по ту сторону стола, швыряющим без счёта фишки и огребающим из кассы пачки зелёных купюр. Эти видения пылали у него в мозгу, не давая покоя. Но работникам казино игра была категорически запрещена в любых заведениях города. И Джонни это раздражало.

Алёнушка снова вышла замуж, надеясь восстановиться в университете и получить заветный диплом. Новый муж, утончённый художник-модернист Сёма Шпигаль, оказался милейшим скотом и патологическим распутником. Он вытворял в постели с женой такое, что через несколько дней Лену начало мутить. А ещё через неделю Сёма притащил на ночь глядя в свой обшарпанный пентхауз (попросту говоря, наскоро облагороженный просторный чердак) трёх ослепительных девиц из модельного агентства и с обезоруживающе нежной улыбкой сообщил, что сегодня Алёнушка познает всю глубину «науки страсти нежной». Разъярённая Лена Шпигаль попыталась снова хлопнуть дверью.

— Дурочка, она не понимает своего счастья, — сокрушённо вздохнул Сёма и сделал знак трио своих длинноногих ангелов…

Что было дальше, Лена помнила смутно. Она пыталась отбиваться, но девицы и муженёк крепко знали своё неприличное дело. Причём их познания были так глубоки, что Алёнушка почувствовала себя вывернутой наизнанку. После этой бурной ночи на её теле не осталось ни одного непорочного места, ни одной сокровенной точки. Но что хуже всего: время от времени она действительно испытывала безумное блаженство, и это было самым грязным её унижением. В конце концов она потеряла сознание и очнулась утром на свежезастеленном супружеском ложе, вымытая, душистая, пахнущая лавандой. Гнусные извращенки удосужились даже украсить пальцы Алёнушки изящным маникюром и педикюром. Да, это были настоящие мастерицы красоты.

В этот день Алёнушка напилась вдрызг в уютном уголке центрального городского рынка в компании милых, но вонючих бомжих. Ночевала она в милицейском обезъяннике вместе с новыми подругами. Больше никогда в жизни ей не было так хорошо… Ну, разве что тогда, когда она стояла рядом с председателем Мао и наблюдала, как вопит и корчится в огне утончённый художник-модернист Сёма Шпигаль.

Но это случилось много позже. Она уже сделала аборт после «залёта» той жуткой ночью, встретилась с Мишей Паком и постоянно помогала денежными переводами непутёвому братцу. В «игроцких» кругах он был известен как Джонни. Джонни уже давно выгнали из нескольких казино, он втянулся в игру и в горячке мотался по городам России, бешеными глазами следя за шариком рулетки и спуская всё, что успел выиграть или выманить у случайных знакомцев и попутчиков.

СКОРО РАССВЕТ. Надо что-то делать. Сейчас бы самое время закурить, но Джонни не курил — из-за астмы так и не пристрастился к этой заразе. А когда подлечился, уже и желания не было.