Уроки разбитых сердец

Бабушка Сайв, папина мама. Лили не вспоминала о ней долгие годы. Она умерла давно. Господь забрал ее к себе, когда Лили было лет девять или десять, но даже тогда, еще ребенком, Лили понимала, что смерть бабушки означала конец целой эпохи. «История уходит в прошлое», — сказал отец, когда бабушки не стало.

Бабуля Сайв (когда-то маленькая Лили с трудом выговаривала ее имя, состоявшее из одного звучного слога) была последней из тех, кого отец называл «людьми старой закваски», имея в виду вовсе не возраст.

Бабуля Сайв посещала церковь и даже была немного знакома со священником, но вера в Христа не мешала ей почитать мать-прародительницу и исповедовать верования древних кельтов.

Она легко могла указать точное время, не глядя на часы, предсказывала погоду по полету птиц, возвращающихся к своим гнездам, и всегда внимательно следила за фазами Луны.

Бабуля Сайв пересказывала внучке легенды о богине-воительнице Бригите, наделенной даром врачевания. В старину, объясняла Сайв, первого февраля люди зажигали свечи в честь богини Бригиты и устраивали торжества, этот день почитался великим праздником, как Пасха для католического священника. Кельтский Имболк, День Бригиты, возвещал рождение весны, благословенного времени, когда земля пробуждается от зимнего сна, приходит тепло, и начинают ягниться овцы. У дома бабули Сайв росли рябина и боярышник, чудотворные деревья, как любила она говорить.

И еще она любила рассказывать предания о матери-прародительнице всех ирландских богов — Дану или Дане. Благодаря бабуле Лили получила второе имя, Дана. Мама хотела назвать дочку Лили, в честь одной из сестер леди Айрин, а бабушка Сайв настаивала на имени Дана. В конечном счете они пришли к соглашению, дав девочке имя Лили Дана Кеннеди.

Что бы сделала бабушка Сайв, узнав о Джейми? Стала бы потрясать распятием и грозить Лили вечным проклятием? Или прижала бы свою иссохшую руку к груди внучки и сказала: «Доверяй сердцу»?

Лили горько вздохнула. Как бы ей хотелось быть похожей на бабушку Сайв. Ну хоть немного.

 

Глава 21

Психиатрическое отделение тамаринской больницы было крошечным. Из расположенной в середине небольшой четырехместной палаты открывался вход в маленький телевизионный зал (окна там выходили на море) и в так называемую тихую комнату, еще две двери вели в кабинет для консультаций и к посту дежурной сестры.

Аннелизе находилась в больнице пятый день, и ей очень хотелось вернуться домой. Она без конца осаждала просьбами главного психиатра, доктора Илая, но тот не спешил ее выписывать и все тянул время.

— Я прекрасно себя чувствую, — объявила она, сидя напротив доктора в кабинете для консультаций. — Это было временное помрачение рассудка, вызванное транквилизаторами, которыми я себя оглушила.

Доктор Илай устремил на пациентку серьезный, но дружелюбный взгляд.

— Попытка самоубийства — громкое заявление, — заметил он таким спокойным, невозмутимым тоном, что Аннелизе тут же захотелось огреть его по голове чем-нибудь тяжелым. Возможно, она бы так и поступила, но все подходящие предметы в кабинете были прибиты к полу. Наверняка кто-то уже пытался прихлопнуть доктора до нее. Не зря в психиатрических отделениях все ножи и стулья из пластика. Здесь просто невозможно выпустить пар.

— Временное расстройство сознания, — настойчиво повторила Аннелизе. — Сейчас я не могу поверить, что решилась покончить с собой, и я вовсе не сумасшедшая. Вдобавок если до того, как попасть сюда, я не была безумной, то здесь вот-вот сойду с ума. Я терпеть не могу оставаться в замкнутых помещениях, тут мне совершенно нечем заняться и не с кем поговорить. Ты словно участвуешь в бесконечном реалити-шоу, только без телекамер, да еще не можешь выбирать себе еду. Отпустите меня домой.

— Мы держим вас в закрытом отделении только потому, что в больнице нет других свободных мест, вы же знаете, — безмятежно откликнулся доктор. — Я бы хотел понаблюдать вас еще несколько дней, чтобы убедиться, что вы действительно так хорошо себя чувствуете, как утверждаете.

— Да я в полном порядке, — простонала Аннелизе. — Тут не схитришь, я уже пробовала, и, можете мне поверить, я знаю разницу между тем, когда тебе плохо и когда хорошо. Я хочу вернуться домой, вдохнуть свежего воздуха и снова почувствовать себя здоровой.

Аннелизе хотелось сбежать, ей невыносима была печальная атмосфера больницы, пронизанная унынием и безнадежностью. По сравнению с несчастным мальчиком-подростком, заключенным в тесную камеру наркотической зависимости, самую мрачную из всех возможных тюрем, и молодой женщиной с пустыми глазами и перевязанными запястьями, где под бинтами скрывались следы бритвы, Аннелизе действительно чувствовала себя неплохо. Свое пребывание в больнице она считала глупой ошибкой. Находиться рядом с этими бедными, истерзанными детьми было тяжело и мучительно, Аннелизе чувствовала, что не сможет исцелиться, оставаясь в палате.