Усадьба (СИ)

Моя подруга смело смотрела за окно и мыслями была уже там, в своем новом старом доме. Отец Натали был промышленником, – очень состоятельным промышленником – владел заводами на Урале и рудниками в Сибири. Предки его были из эриваньской знати, однако давно растеряли как типичные армянские черты внешности, так и богатства. Лишь прадед Натали начал возвращение былого величия фамилии: был сперва управляющим на заводе, потом удачно женился, выкупил один из цехов, наладил производство. Его внук – отец Натали – преуспел в этом еще более и с самых молодых лет заветной его мечтою, как рассказывала моя подруга, было обзавестись большой дворянской усадьбой.

Добирались мы до поместья еще не меньше двух часов, и все это время нас сопровождал ливень, какой бывает только в середине мая, да густеющая ночная темнота. Никто из Эйвазовых нас не встречал у ворот, помогали сойти нам только домашние слуги. Высокий и сильный парень, по виду дворовый, таскал поклажу, а две полные русоволосые девушки снимали с нас накидки и поочередно охали, как-де мы вымокли, бедняжки…

Когда же они разошлись, оказалось, что в холле находится еще одна женщина. Она стояла у лестницы – очень высокая, одетая в глухое черное платье и укутанная в цветастый платок до пола. Женщина была молодой, не старше двадцати пяти, и довольно красивой. Светловолосая, с простой, но изящной прической, а глаза ее тяжелым и неприветливым взглядом смотрели на мою подругу, пока что ее не замечавшую.

Сообразив, что на этот раз перед нами хозяйка дома, я тронула Натали за плечо и почтительно опустилась в реверансе. Почему-то я думала, что мачеха Натали окажется гораздо старше и гораздо менее красивой…

Краем глаза я видела, что Натали не сделала поклон вслед за мной, а лишь вскинула голову еще выше.

– Лизавета Тихоновна, я полагаю? – спросила она по-русски и тоном, которого я от моей кроткой подруги никак не ожидала.

Дама, названная Лизаветой Тихоновной, изобразила на лице улыбку, подошла к Натали и, неловко обняв ее, поцеловала в обе щеки. Меня почти передернуло от фальши, которая сквозила в каждом ее движении.

– Наташенька, ты так выросла… я едва узнала тебя, – поздоровалась Лизавета Тихоновна тоже по-русски, продолжая рассматривать Натали.

– Разумеется, ведь, когда вы пожелали отослать меня из дома, мне было двенадцать, – с вызовом ответила та. Потом несколько смягчилась и обратилась ко мне уже на французском: – Лиди, познакомься – моя мачеха, Лизавета Тихоновна, третья жена моего папеньки. Если б судьба распорядилась немного по-другому, она могла бы быть нашей соседкой по парте.

Глаза моей подруги горели, а голос становился все звонче – вот-вот она должна была либо расплакаться, либо броситься на мачеху с прямыми упреками. Мне было крайне неудобно присутствовать при этой сцене – я не находила, куда себя деть.

Не знаю, чем бы все закончилось, но в это время на лестнице, ведущей на второй этаж, показался молодой мужчина – отчего-то, едва бросив на него взгляд, я поняла, что это и есть Вася, о котором Натали столько мне рассказывала. Они с сестрой были поразительно похожи: то же субтильное телосложение, тонкая кость, небольшой рост, едва заметные веснушки на щеках и русые с легкой рыжиной пышные волосы.

– Вася! – вскрикнула Натали, подтверждая мои догадки, подхватила юбку и с порога бросилась ему в объятья, продолжая торопливо и бегло говорить по-русски: – Васенька, как же я скучала… как папенька, где он? Проводи меня скорее. Ах, постой… – не отпуская его руку, Натали потянула брата ко мне и, схватив свободной рукой мою ладонь, тепло улыбалась, переводя взгляд с его лица на мое: – Васенька, познакомься, m-lle Тальянова, Лидия Гавриловна, моя лучшая подруга. Я так надеюсь, что вы подружитесь – вы самые дорогие мне люди!

– Василий Максимович, – отрекомендовался мне брат Натали.

– Просто Лиди, – присела в реверансе я.

Он поклонился мне очень неловко, по всему было видно, что он простой человек, не привыкший к обществу, да и вообще к посторонним. Право, и мне никогда раньше не доводилось бывать в русской деревне, я плохо представляла, как себя вести с этими людьми. Потому решила вести себя по-простому, от души. Оставив безликие манеры, привитые в Смольном, для других мест.

– Прошу простить меня, Лидия Гавриловна, – продолжил Вася снова по-русски, упорно именуя меня по имени-отчеству, как это принято в России, – мы знакомимся не при самых приятных обстоятельствах. Мы с Наташей должны идти – папенька очень по ней соскучился.

Тотчас они взбежали вверх по лестнице, сообщив мне, что слуга сейчас же явится и проводит меня в мою комнату.

Я при этих словах недоуменно обернулась на Лизавету Тихоновну – странно, проводить меня вполне могла бы и хозяйка дома, но на нее, стоявшую за моей спиной, Вася вовсе не обратил внимания, будто той и не было здесь. Что за странные отношения в это семье?…

Воспитание не позволило мне молча дожидаться слугу: я улыбнулся Лизавете Тихоновне, мучительно подбирая тему для разговора:

– Я надеюсь, что не слишком обременила вас своим присутствием здесь в такое неподходящее время?