Ущелье дьявола

- Эй вы! Кто там есть! - принялись кричать Трихтер и Фрессванст, пихая ногами дверь.

Собака заливалась свирепым лаем.

- Видишь, теперь мы втроём подняли гвалт. Авось, кто-нибудь нас и услышит… Ага, открывается окно.

- Что вам надо? - спросил чей-то голос.

- Водки, - ответил Трихтер. - Мы бедные путники, и у нас вот уже пять минут маковой росинки во рту не было.

- Мужа нет дома, - ответил голос.

- Нам и не надо вашего мужа, нам надо водки.

- Подождите.

Спустя минуту какая-то полусонная старуха открыла дверь и появилась на пороге с зажжённой свечой в руках, усиленно моргая глазами. Она поставила свечку на стол, около неё поставила два стакана, подошла к шкафу и принялась шарить в нём.

- Ну, вот тебе и раз! Тут больше нету ни капли, - сказала она. - Муж затем и поехал в город, чтобы запастись товаром… А, вот! Погодите-ка, тут, кажись, осталась водка.

И она поставила на стол бутылку, на две трети опустошённую.

- Да тут и четырёх рюмок не будет! - проговорил Трихтер с ужасной гримасой. - Что же это такое? Капля воды в пустыне. Но что же делать, выпьем, что есть.

Они проглотили ничтожную порцию одним махом, расплатились и с бранью вышли.

Старуха, прежде чем снова улечься, начала прибираться в комнате, и пока она возилась, вернулся её муж.

- Ты что же это, старуха, не спишь? - спросил он.

- Да пришли двое студентов, пьяные, разбудили меня, заставили подать водки.

- Какой водки? Водки у нас не было, - говорил муж, снимая с себя разные узлы и сумки.

- Как не было? - ответила кабатчица. - Вот тут в бутылке ещё осталось.

Муж уставился на пустую бутылку.

- Так это самое они и выпили? - спросил он.

- Ну да, - ответила жена.

- Несчастная! - крикнул он, хватая себя за волосы.

- Что ты?

- Да ты знаешь ли, что ты дала им?

- Что дала? Водку!

- Крепкую водку!

Оказалось, что неосторожная кабатчица угостила молодых людей разведённой азотной кислотой. Услышав восклицание своего мужа, она вся позеленела.

- О, Господи, ты, Боже мой! - бормотала она. - Я уж спала… Ночь ведь была… Я наливала, а и сама не видела чего…

- Ловко мы с тобой влопались! - отозвался муж. - Теперь эти молодые люди либо умерли, либо лежат и корчатся где-нибудь на дороге, а нас с тобой и прихлопнут за отравление.

Старуха разразилась рыданиями и хотела было броситься на шею своему мужу, но тот свирепо оттолкнул её.

- Реви, реви, теперь! Это нам послужит впрок… Экая Разиня! Не могла разобрать, чего даёшь. Ну, что делать? Бежать, что ли?… Поймать… Эх, недаром дядя все отговаривал меня сорок лет тому назад, чтобы я не женился на тебе.

Не будем распространяться о том, какую горестную ночь провели эти Филемон и Бавкида. При первых лучах утренней зари Бавкида уже стояла у дверей своего кабачка, покорно выжидая своей участи. Вдруг она испустила пронзительный вопль. Она увидела двух… нет не людей, она увидела двух призраков, прямо шествующих к ней.

- Что такое? - с трепетом ужаса спросил её муж.

- Они!

- Они? Кто они?

- Те самые, вчерашние.

- О, - простонал муж, падая на стул. Трихтер и Фрессванст, совершенно спокойные, полные простоты и достоинства, вошли и уселись за стол.

- Водки! - возгласил Трихтер. И он прибавил к этому:

- Такой же самой, вчерашней.

- Да, да, такой же самой, вчерашней! - подхватил Фрессванст.

Глава пятьдесят первая

Фейерверк с разных точек зрения

Так прошло три или четыре дня посреди этих развлечений, которые, благодаря мощному изобретательному гению Самуила, постоянно разнообразились. Он умел извлекать из всего пользу: из леса и реки, из деревни и из замка, из науки и удовольствия, из мечты и из жизни.

Из Гейдельберга приходили известия, которые, в силу контраста, повышали радостное настроение в Ландеке. Один из фуксов тяжело захворал, как раз в то время, когда совершилось выселение в Ландек. Болезнь задержала его тогда в Гейдельберге. Как только он поправился, он тотчас же присоединился к своим товарищам. Он нарисовал самую мрачную картину покинутого Гейдельберга. Улицы были пустынны, лавочки не торговали. Мёртвое молчание воцарилось над проклятым городом. Днём безмолвие, ночью тьма. Купцы печально затворяли свои лавки и оставались наедине со своими купчихами и товарами. Профессора, которым некому было читать лекции, со скуки принялись за диспуты между собой. И все эти науки профессоров, все сукна и материи купцов, все вина трактирщиков, вместо того, чтобы обращаться в мозгах, на плечах и в глотках грустно лежали и кисли в лавочках, на бездействующих кафедрах, словно тина в стоячем болоте.

Профессора и купцы, в конце концов, начали ссориться между собой, слагая друг на друга ответственность за эмиграцию. Зачем купцы обидели Трихтера? Зачем профессора подвергли осуждению Самуила? Приближалась минута, когда академическая кафедра готова была вступить в рукопашную с лавочной конторкою.

Все эти новости только удвоили воодушевление студенческого лагеря, а Самуил для того, чтобы все это отметить особым праздником, в тот же вечер устроил удивительный фейерверк, изготовлением которого он занимался уже три дня.