Усоногий рак Чарльза Дарвина и паук Дэвида Боуи. Как научные названия воспевают героев, авантюристов и негодяев

Так что, хотя каждый из названных в честь Дарвина видов сам по себе отмечает его вклад в науку (как и в случае с Уоллесом), самая большая дань уважения ему – это то, что все виды, носящие его имя, представляют весь «заросший берег» во всем его многообразии. Возможно, так проявился коллективный разум, когда систематики по всему миру, изучающие всевозможные формы жизни, современные и вымершие, не сговариваясь, присвоили имя Дарвина множеству разнообразных видов. Разнообразие жизни поражает, но понимание того, что в основе всего лежит эволюция путем естественного отбора, поражает не меньше. Дарвин понимал, как важно его прозрение, и подытожил свои мысли в знаменитой заключительной фразе абзаца о «заросшем береге» (а значит, всего труда «О происхождении видов путем естественного отбора…»): «Есть величие в этом воззрении, по которому жизнь с ее различными проявлениями Творец первоначально вдохнул в одну или ограниченное число форм; и между тем как наша планета продолжает вращаться согласно неизменным законам тяготения, из такого простого начала развилось и продолжает развиваться бесконечное число самых прекрасных и самых изумительных форм»[62].

Существуют бесчисленные формы жизни, прекрасные и удивительные, все они нуждаются в названиях. И имя Дарвина заслуженно встречается во всех уголках заросшего берега.

14

Любовь в латинском названии

«Как я люблю тебя? – вопрошала Элизабет Барретт Браунинг и сама же отвечала: – Считай». С этой строки, настолько знакомой, что она почти превратилась в клише, начинается ее 43-й сонет из цикла «Сонеты с португальского». Барретт Браунинг написала сонеты для мужа Роберта Браунинга и о нем, применив профессиональные поэтические приемы, чтобы выразить свою любовь. Пабло Пикассо при помощи особых приемов живописи создал по меньшей мере 60 портретов своей (первой) возлюбленной Фернанды Оливье, а Рихард Вагнер, используя свое музыкальное мастерство, сочинил симфоническую пьесу «Идиллия Зигфрида» для (второй) жены Козимы. Никого не удивляет, что любовь можно передать с помощью поэзии, живописи или музыки. Мы привыкли, что искусство исследует и выражает чувства. А как насчет науки? Широко распространено мнение, что в науке нет места эмоциям и потому ученый должен быть холодным, невозмутимым и превыше всего ценить беспристрастность и объективность. Можно согласиться с тем, что чувства и эмоции не должны влиять на выводы ученого, но уж точно нельзя утверждать, что ученые бесчувственны. Они проявляют эмоции, когда выбирают темы для исследований, когда пишут или рассказывают о своей работе, а также когда дают названия открываемым ими новым видам. Любовь – величайшее из человеческих чувств, и радует то, что у поэтов, художников и музыкантов на нее нет монополии. Ученые называют новые виды в честь дочерей и сыновей, сестер и братьев, жен и мужей и даже – иногда – тайных возлюбленных и людей, к которым испытывают безответную любовь. Если оскорбительные названия говорят, что ученым не чужды низменные порывы, то латинские названия, выражающие любовь, показывают, что ученые способны испытывать самые высокие человеческие чувства.

Довольно широко распространены названия, данные в честь детей. Для начала вспомним латинские названия, которые придумал Шарль-Люсьен Бонапарт, племянник Наполеона Бонапарта. Французский аристократ, унаследовавший титул князя в Италии, он также был биологом и орнитологом, который открыл ряд новых видов птиц и присвоил им названия. (Он также открыл и продвинул молодого американского натуралиста Джона Джеймса Одюбона, чьи картины с изображением американских птиц позже стали знаменитыми, хотя тот и не достиг успехов в карьере из-за отсутствия связей в американской научной элите.) В 1854 г. Бонапарт описал новый вид императорских (плодоядных) голубей – пятнистокрылого плодоядного голубя, эндемика с Филиппин, назвав его Ptilocolpa carola

(сегодня Ducula carola). Видовое название carola

 – латинизированное имя Шарлотты, 22-летней дочери Бонапарта. Он писал: «Я посвящаю его [название] своей дочери графине Примоли, Шарлотте, которая достойна своего славного имени», – что трогательно, но все же немного странно[63]. Странно, потому что Бонапарт называет дочь «графиней» и громко заявляет о ее семейных связях (Шарлоттой звали и ее тетю, принцессу и племянницу императора Наполеона I Бонапарта), при том что сам Шарль-Люсьен Бонапарт был убежденным республиканцем и осуждал склонность других называть виды в честь членов королевской семьи. Четырьмя годами ранее он даже назвал райскую птицу Diphyllodes respublica, тем самым заявив о своих республиканских идеалах. Любовь, как известно, слепа; и в этом случае любовь Бонапарта к дочери, возможно, не позволила ему усмотреть парадокс в высокопарном упоминании «Шарлотты, графини Примоли».