Успех

У боксера Алоиса Кутцнера все сильнее томилась душа. Он больше не появлялся в «Гайсгартене», — ему претили безбожные речи, все чаще звучавшие там. Вспоминался ужасный случай, которому Алоис был свидетелем в детстве: причащаясь, брат Руперт из озорства выплюнул облатку и сунул ее в карман. Он заплатил за это дорогой ценой — исключением из реального училища. После войны Руперта прямо не узнать. Он говорит, словно вдохновленный свыше, — правда, на какой-то особый манер, — и от брани, к которой был привержен с юности, тоже стал отвыкать. Но теперь почему-то опять начал кощунствовать, как мальчишка-подросток, а вслед за ним распустили языки и его приверженцы. Алоису было не по себе в «Гайсгартене». Он предпочитал кабачок «Метцгербрей», что на улице Имталь. Там собирались мюнхенские спортсмены. Гремел духовой оркестр, и под его звуки молодые силачи упражнялись в борьбе и поднятии тяжестей. Сидя верхом на стуле и опираясь руками о его спинку, Алоис смотрел сквозь клубы табачного дыма на упражнения молодых, порою крякал то одобрительно, то недовольно. На стенах и по углам висели и стояли реликвии, связанные со Штейрер-Гансом, великим предшественником Алоиса, невероятно мускулистым мужчиной с огромными усищами и бесчисленными орденами на широченной обнаженной груди. Глядя на фотографию Штейрер-Ганса, держащего на поднятых руках то гимнаста на турнике, то трех велосипедистов на велосипеде, Алоис чувствовал прилив сил. Сердце его наполнялось гордостью при виде металлических тростей и сорокавосьмифунтовой табакерки, которыми в былые времена пользовался этот баварский Геракл. Вот кто наверняка бы нашел способ освободить короля из заточения.

Но он давно спит на Южном кладбище. А Алоису эта великая задача не по плечу. Конечно, тут скупиться не приходится, но если все пойдет и дальше, как шло до сих пор, он очень скоро сядет на мель, а дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Инфляция пожирает его сбережения с не меньшей быстротой, чем сбережения всех прочих. И своим ремеслом ему уже много не заработать. Алоиса оттеснили боксеры помоложе, посноровистей: теперь и на ринге требовалось шевелить мозгами. Порою, измученный тоской, он шел во двор бывшей королевской резиденции и подолгу стоял перед гигантским, прикованным цепями черным камнем, который должен был напоминать потомкам о том, как высоко и далеко забросил некогда эту громадину баварский герцог Кристоф. Боксер мечтательно созерцал вещественное доказательство спортивных свершений одного из Виттельсбахов: вот какие они были замечательные государи! Иной раз ему даже начинало казаться, что король заточен именно здесь, в своей бывшей резиденции. И, кто знает, может быть, несчастный старец монарх чует, что где-то совсем рядом стоит его подданный и страстно жаждет ему помочь?

Алоис и нынче вечером пошел в «Метцгербрей». Ветер изменил направление, дул теперь с юга, и хотя в нем и чувствовалось веянье весны, он наливал все тело свинцовой тяжестью. Растаявший снег, как жидкая каша, набирался в обувь. Алоис, сердито ворча, шел по улицам, продуваемым теплым ветром, и его все сильнее одолевала тоска. Наконец он добрался до «Метцгербрей». Там царило ликование — несколько молодых спортсменов добились отличных результатов в жиме. По этому поводу все и веселились. В густом табачном дыму под гром духового оркестра и оглушительные крики одобрения отплясывал чечетку человек на протезе. Зрелище было необычайное. Но Алоис по-прежнему не находил покоя. Как ни старались приятели удержать его, им пришлось отступиться. Он рано ушел из кабачка.

Но не домой, а в ближайший полицейский участок. Там потребовал, чтобы его проводили к комиссару, и заявил, что он и есть убийца Амалии Зандхубер. Комиссар внимательно посмотрел на него — лицо этого человека было ему смутно знакомо. Он вспомнил, что тот как-то связан с Рупертом Кутцнером, подумал, что неприятностей будет не обобраться, стал соображать, как ему выпутаться из этой истории. Лихорадочно перебирал в уме, кому бы ему позвонить — своему ли начальству, в министерство ли внутренних дел, в штаб ли «истинных германцев», в больницу ли для умалишенных «Эгльфинг», — и вдруг ему пришла в голову блестящая идея. Он выпрямился и строго уставился на Алоиса Кутцнера.

— Удостоверение личности при вас? — Алоис Кутцнер растерялся, начал шарить по карманам, что-то бормотать. Нет, при нем не было удостоверения личности. — Ах так! — воскликнул комиссар. — Даже и удостоверения нет? Откуда же мне знать, кто вы такой?

И Алоис Кутцнер пристыженно поплелся домой, чувствуя, что так просто ему это дело не уладить.

29

Деревья зацвели

Отто Кленк, точно опытный повар, пробовал бурлящую народную душу — дошла ли она до готовности. Дошла. Время приспело. Кленку нужен был пятьдесят один процент уверенности — что ж, пятьдесят один процент был в наличии.