Успеть изменить до рассвета

Он прилег. Голова перестала крутиться. Лица парней, что участливо над ним хлопотали, были ему совершенно незнакомы.

Да и одеты они совсем не по моде конца восьмидесятых. Тогда все таскали «варенки» — вареные джинсы, а также узкие брюки и свитера с орнаментом. Начиналась мода на кожаный куртяк. Парни в ту пору стриглись, выбривая виски. А эти — один в широкой рубашке, другой в ковбойке, и штаны у обоих широченные. И подстрижены, как в армии, без затей — бокс и полубокс.

А, вот что: на столе, небрежно сложенная, валяется газета.

Алексей прохрипел — голос по‑прежнему не слушался:

— Свежая?

Один из парней хмыкнул:

— Ты че, Серег, к политинформации решил готовиться? Самое время.

А второй:

— Вчерашняя.

— Дай, пожалуйста.

Тот протянул.

«Вечерняя Москва». Верстка совершенно непривычная. В глаза бросилась фотография: толпа людей, в пальто, с биноклями и телескопами, выглядывает что‑то вверху, в темноте. Заголовок: «Сегодня в московском небе». Ниже подзаголовок: «Мы видели первый спутник». Он нетерпеливо стал искать дату.

Вот и она: «11 октября 1957 года, воскресенье».

Первая тетрадь Данилова

14 октября 1957 года

Дорогая Варя!

Я не знаю, когда и как я смогу отправить тебе это письмо. И смогу ли вообще. И получишь ли ты его когда‑нибудь. Скорее всего, нет.

Но я все равно буду тебе писать.

Писать — и тщательно прятать. Потому что если кто‑то прочтет то, что я здесь корябаю, точно отправят в психлечебницу. А то и за антисоветскую пропаганду можно загреметь — статью пятьдесят восемь — десять, по‑моему, еще никто не отменял. Хотя, как говорят, никого особо не хватают, как при Сталине, но все равно какие‑то вещи здесь говорить, а тем более писать, категорически не рекомендуется. Взяли ведь недавно и теперь судят, рассказывают, Револьта Пименова[18] и его кружок. Вся вина — не то чтобы осуждал ввод советских танков в Венгрию, а просто спрашивал: может, без этого СССР мог бы обойтись? Может, венгры лучше бы сами разобрались?

Да что это я наладил о политике! Теперь о себе.

Когда я смотрюсь в зеркало, на меня глядит чужое лицо. Первое время я даже пугался. Теперь постепенно привыкаю, но до сих пор странно и немного жутковато.

Лицо это — моего родного отца. Похожее на то, каким я знаю его — и помню по старым черно‑белым фотографиям.

Мне здешнему семнадцать с небольшим лет. Дата моего рождения (как и отца) — двадцать первое марта тысяча девятьсот сорокового года. Она записана в паспорте.

Паспорт непривычный: небольшая серо‑зеленая книжица с черно‑белой фотографией. В моем тутошнем записано: Данилов Сергей Владиленович, ниже — национальность (русский). Паспорт мне выдали в паспортном столе города Энска (отец мой, как и я, если ты помнишь, родом оттуда) шестого мая пятьдесят шестого года. Там я и был прописан, а здесь, в столице нашей Родины, городе‑герое Москве, у меня прописка временная, в общежитии Московского технологического института.

Да! Я учусь (как когда‑то отец) в Московской Техноложке, и этим, конечно, судьба мне здорово подсуропила. Вчера я впервые сходил на занятия, и это был, конечно, кошмар. Лекции по истории КПСС — еще ладно, только скучно невыносимо, и три четверти вранья, но хотя бы слова, которые лектор произносит, более‑менее понятны. А вот матанализ, семинар по начерталке!.. Ощущение странного, тяжелого дежавю. Вроде все, о чем толкует лектор — пределы, интегралы, дифференциалы, — я когда‑то видел, больше того, по отдельности даже знаю. Но вот как все эти формулы и данные сопрягаются друг с другом, как из одного выходит другое — представления не имею. Вероятно, те сведения, что когда‑то получал в школе и институте отец, и прекрасно (судя по его дальнейшей карьере) ими оперировал, в его мозгу (а теперь моем) сохранились. Но нынче его телом и его головой завладел я. А значит, мне следует устанавливать связи между всеми этими знаниями, им накопленными. А у меня с этим никак. Нет опыта, нет умения, нет сноровки. Полный ноль на выходе (как здесь говорят).

Слава богу, Техноложка — не школа, и меня на лекциях и на семинарах пока никто ни о чем не спрашивает. Удается отсидеться. Но что будет дальше? Не за горами сессия, и как я буду сдавать экзамены? Пока единственный возможный ответ — никак.

Что ж! Придется, видимо, уходить из института. А там — Бог весть. Может, удастся поступить на журфак (который здесь тоже существует). Если ты помнишь, некогда я его закончил. Было бы интересно, конечно, посмотреть на молодого Ясена Николаевича Засурского. Хотя представить себе, что придется учить и сдавать «тыр‑пыр», то есть теорию и практику партийной печати… И писать потом заметки о коммунистических субботниках и трудовых вахтах в честь двадцать второго, третьего и так далее съездов КПСС — брр, благодарю покорно. Может быть, легче все‑таки выучить теоретические основы электротехники и сопромат?