Когда секретарь закончил выступление, люди не торопились расходиться — особенно молодёжь, которой некуда было выплеснуть энергию и романтическое настроение. Так и хотелось если не забраться на дерево, то залезть в колодец; она была готова убивать и поджигать, выйти на решительную схватку не на жизнь, а на смерть с империалистами, ревизионистами и реакционерами — как тут заснёшь в такую ночь?! Братья Сунь без разрешения секретаря вломились в контору и вытащили из шкафа давно пылившиеся там гонги и барабаны. Этому нахальному типу Мо Яню всегда хотелось быть на виду, он уже всем надоел, но плевать на это хотел и совал нос повсюду. Он рванулся вперёд, первым схватил барабан и повесил себе на спину. Другие разобрали флаги и другие атрибуты «культурной революции» и вышли на улицу. Там под грохот барабанов и гонгов они прошли несколько раз из края в край деревни, распугав сидевших на деревьях ворон. Под конец они собрались в центре свинофермы «Абрикосовый сад», к западу от моего загона, к северу от двухсот хлевов для имэншаньских, на том самом пустыре, где валялся опьяневший имэншаньский хряк Дяо Сяосань. Сорвиголова Мо Янь запалил костёр из абрикосовых веток, срубленных при строительстве. Языки пламени с шумом ветра взметались вверх, и вокруг разносился неповторимый аромат горящего фруктового дерева. Хун Тайюэ хотел было отругать Мо Яня, но, увидев, с каким энтузиазмом молодёжь пляшет и поёт вокруг костра, не выдержал и тоже пустился в пляс. Бурное веселье людей перепугало всех свиней. На лице Мо Яня, который то и дело подбрасывал веток в костёр, переливались ослепительно яркие блики огня, и он смахивал на только что покрашенного бесёнка в деревенском храме. Официально я ещё не был коронован царём свиней, но авторитетом уже обладал и со всех ног устремился от одного загона к другому, чтобы разнести радостную весть. У первого загона в первом ряду содержалось пятеро хрюшек, в том числе самая смекалистая самочка Цветущая Капуста; я сказал:
— Слушайте все: не пугаться, для нас грядут славные времена!
У первого загона во втором ряду свиней было шестеро, в том числе самый коварный, воющий волком боров; я повторил:
— Слушайте все: не пугаться, для нас грядут славные времена!
У первого загона в третьем ряду, где среди пятерых свиней была прелестная Любительница Бабочек; я тоже сказал:
— Слушайте все: не пугаться, для нас грядут славные времена!
Любительница Бабочек подняла заспанные, очаровательно наивные глазки, я, не в силах сдержать чувств, чмокнул её в щёчку, и она пронзительно хрюкнула. Преодолев счастливый трепет сердца, я добежал до первого загона в четвёртом ряду и сообщил четырём боровам по прозванию «четверо стражей»:
— Слушайте все: не пугаться, для нас грядут славные времена!
— Чего-чего? — тупо переспросили «стражи».
— У нас тут будет проходить оперативное совещание «Больше свиней стране», а это значит, что для нас грядут славные времена! — во всю глотку заорал я и поспешил вернуться в загон, потому что не хотел, чтобы люди узнали о моих тайных вылазках по ночам прежде, чем меня провозгласят царём.
Да если и узнают, меня это не остановит — я давно уже прекрасно продумал, как свободно выбираться из загона и возвращаться в него, — но лучше прикидываться дурачком и довольствоваться скромным положением. Я нёсся во всю прыть, изо всех сил стараясь избегать света костра, но скрыться от него было почти негде. Пламя вздымалось до самого неба, ярко освещая весь абрикосовый сад, и я представил, как я — будущий повелитель свиней — выгляжу на бегу: весь поблёскиваю, будто на мне облегающее шёлковое одеяние, словно разливающая вокруг свет молния. Близ обиталища царя свиней взлетаю в воздух, двумя ловкими передними ногами — такими ловкими, что хоть официальные печати вырезай, американские доллары подделывай, — ухватываюсь за свешивающиеся ветки абрикоса. Тело движется легко и свободно, как веретено, я пользуюсь гибкостью веток и инерцией своего тела, перемахиваю через стену и оказываюсь в своём гнёздышке.