Устал рождаться и умирать

Мо Янь пишет:

С точки зрения охраны окружающей среды, эта безумная бойня явно переходит все границы. Безжалостное истребление кабанов тоже ни в какие рамки не лезет. Неудивительно, что Чжугэ Лян вздыхал и лил слёзы, предав огню войско в плетёных доспехах.

[244] В две тысячи пятом году я побывал в Паньмыньчжоне и видел, как в безлюдной двухкилометровой демилитаризованной зоне на тридцать восьмой параллели с криками носились стада кабанов, на деревьях было полно птичьих гнёзд, на опушке леса в воздухе кружила стая белых цапель. Вспомнив о бойне на косе семьи У, я испытал угрызения совести, хотя перебитые кабаны были способны на многие гадости. Из-за применения огнемётов возникали лесные пожары, выгорели большие площади сосновых лесов и ракитника, ещё больше пострадали дикие травы. Пернатые твари с косы в основном улетели, а из тех, у кого крыльев не было, одни забились в норы, другие спаслись, бросившись в воду, но добрая половина всё же погибла от огня…

Я в тот день был в ивняке на южном берегу канала и своими глазами видел густой дым над косой и бушующий огонь, слышал треск автоматных очередей и вопли обезумевших кабанов, и, конечно, ветер с северо-запада доносил смесь удушающих запахов. Я понимал, что, оставшись вождём, непременно разделил бы их печальную участь. Но как ни странно, ничуть не радовался этому. Я предпочёл бы найти смерть в море огня вместе с кабанами, чем поступиться честью, спасая свою шкуру.

Когда всё было кончено, я сплавал на косу. Горелые деревья, обугленные кабаны, вздувшиеся трупы различных животных в воде. Накатывались то ярость, то горе, потом они смешались в одно и впились в сердце двухголовой ядовитой змеёй…

О мести я не думал, томила какая-то мучительная тоска. Она ни на минуту не оставляла в покое — так, наверное, чувствует себя солдат перед боем. Я поплыл по каналу вверх по течению. Устав, выбирался под водой в густые заросли ракитника по берегам, то на левом, то на правом. Следовал я по запахам: это был и запах выработанного дизельного топлива, смешанный с вонью от горелых кабаньих трупов, иногда к ним добавлялся едкий запах табака и низкосортного вина. Следуя за этими запахами, я проплыл целый день, и в голове, словно в рассеивающейся дымке, стал складываться образ моторной лодки — символа зла и преступных деяний.