Устал рождаться и умирать

Кто там был? Хун Тайюэ, Хуан Тун, Ян Седьмой. А ещё жёнушка Хуан Туна У Цюсян, она уже сменила Ян Гуйсян на посту руководителя женсоюза. Я натянул верёвку, чтобы не пустить тебя. Всего-то и хотелось устроить тебе выход, чтобы посмотрели, какой у единоличника видный и красивый телёнок: пройдёт немного времени, и он может вырасти в самого славного вола во всей деревне. Но в тебе вдруг взыграла нечистая сила: дёрнул три раза — и потащил меня, как вертлявую макаку. Потянул посильнее — верёвка и оборвалась. С обрывком в руках я хлопал глазами, глядя, как ты мчишься прямо на начальство. Думал, ты на Хун Тайюэ или Хуан Туна нацелился, но ты — надо же — устремился прямо к У Цюсян. Тогда мне в голову не приходило, почему; теперь я, конечно, всё понимаю. На ней была красноватая кофта и тёмно-синие штаны, блестящие от масла волосы кокетливо прихвачены пластмассовым зажимом в форме бабочки. Всё произошло внезапно, народ смотрел на происходящее, раскрыв рот и выпучив глаза, и прежде, чем кто-то смог отреагировать, ты уже боднул Цюсян так, что она повалилась. Но ты на этом не успокоился, продолжал бодать её, а она с воплями каталась по земле. Потом поднялась на ноги и хотела было задать стрекача, но пока неуклюже переваливалась, как утка, своей толстой задницей, ты поддал ей ниже поясницы, и она, квакнув, как жаба, распласталась перед носом у Хуан Туна. Тот повернулся — и наутёк, ты за ним. Тут вперёд выскочил мой брат Цзиньлун. Он запрыгнул тебе на спину — какие ноги длиннющие! — обхватил тебя за шею и плотно прижался к хребту, как чёрная пантера. Ты брыкался, скакал, вертел головой, но сбросить его так и не смог. Тогда ты стал носиться по двору, и народ с криками разбегался в разные стороны. Цзиньлун схватил тебя за уши, залез пальцами в ноздри и заставил подчиниться. Тут налетели остальные, завалили тебя на землю и заорали наперебой:

— Кольцо ему в нос вставить надо! И охолостить быстрее!

— Отпустите моего вола, бандиты! — вопил я, лупя их обрывком верёвки. — Отпустите вола!

Мой брат Цзиньлун — тоже мне, брат называется! — по-прежнему сидел у тебя на спине. Лицо бледное, глаза застыли, пальцы всё так же у тебя в ноздрях.

— Предатель! — злобно кричал я, охаживая его верёвкой по спине. — Убери руки, прочь!

Баофэн оттаскивала меня, не позволяя бить брата. Лицо раскраснелось, тоненько всхлипывает, а на чьей стороне — не разберёшь. Мать оцепенела, губы трясутся:

— Сынок, сынок… Отпусти его, ну в чём он провинился…

Гомон толпы перекрыл крик Хун Тайюэ:

— Быстро верёвку несите!

Старшая дочка Хуан Туна Хучжу опрометью метнулась в дом и вернулась, волоча верёвку. Бросила перед телёнком и отскочила в сторону. Её сестра Хэцзо, стоя на коленях под большим абрикосом, с плачем растирала грудь Цюсян:

— Мама, мамочка, всё хорошо…

Хун Тайюэ сам спутал передние ноги телёнка вдоль и поперёк и вытащил из-под него Цзиньлуна. Ноги брата дрожали, ему было не выпрямить их. Лицо бледное, руки застыли. Все быстро отошли, остались лишь мы с телёнком. Мой телёнок, мой храбрец-единоличник, как с тобой обошёлся предатель нашей семьи! Я похлопал его по крупу и воспел ему славословие.

— Симэнь Цзиньлун, ты чуть не убил моего вола, теперь ты мне заклятый враг! — Я прокричал это во весь голос. «Симэнь Цзиньлун» вместо «Лань Цзиньлуна» У меня получился нечаянно, но прозвучало это очень зло. Во-первых, это прочертило границу между нами. Во-вторых, это напомнило всем происхождение этого помещичьего сынка. В его жилах течёт кровь деспота-помещика Симэнь Нао, между ним и вами ненависть к его убитому отцу!

Лицо Цзиньлуна вдруг побелело как бумага; он зашатался, словно от удара дубинкой по голове. В это время лежавший телёнок сумел встать. Я в то время, конечно, не знал, что ты — переродившийся Симэнь Нао, и тем более не ведал, какую бурю чувств ты переживал, видя перед собой всех этих людей — Инчунь, Цюсян, Цзиньлуна, Баофэн. И очень сложных чувств, верно? Ведь когда Цзиньлун ударил тебя — это же всё равно, что ударить собственного отца, не так ли? А когда я проклинал его, я ведь проклинал твоего сына, так? Как только ты разобрался в царящей в душе путанице? Сплошной хаос в душе, лишь ты один и мог что-то прояснить.

— Я тоже не мог!

Ты встал, но голова у тебя кружилась, и ноги, судя по всему, затекли. Побуянил бы ещё, но передние ноги спутаны. Пошатываясь, ты попытался ступить пару шагов, чуть не упал и в конце концов остановился. Глаза налились кровью — понятно, от бушевавшей внутри ярости; о скрытом гневе говорило и учащённое дыхание. Из голубоватых ноздрей струилась тёмная кровь, из ушей тоже, только ярко-алая. Одно ухо порвано — неужели Цзиньлун откусил? Я торопливо пошарил вокруг, но не нашёл этого кусочка. Проглотил его Цзиньлун, что ли? Чжоувэнь-ван, которому скормили мясо его собственного сына,[98] несколько кусочков выплюнул, они обратились в кроликов и разбежались. Если Цзиньлун проглотил твоё ухо, считай, сын съел мясо отца, но выплюнуть его он уже не сможет, оно выйдет из него уже только дерьмом. И во что оно может превратиться после этого?