Уставшая от любви

Но как же многогранна Жорж Санд. Ее руки, ее мозги, ее сердце – все можно было отлить в золоте и положить под стекло в музее на улице Шапталь в Париже, в особняке, прежде принадлежавшем голландскому художнику Ари Шефферу, удивительному и интереснейшему человеку, устраивавшему в своем доме вечера, где любили бывать Шопен, Лист, Ламартин, Делакруа, Диккенс, Тургенев, Россини и, конечно же, моя любимая Жорж Санд. Целый этаж музея сейчас отдан Жорж Санд. К счастью, ее внучка, Аврора Лот-Санд, наверняка гордившаяся ею, передала музею ценную коллекцию вещей, доставшихся ей от знаменитой бабушки. А отделка одной из комнат музея полностью повторяет знаменитый салон в имении Ноан, где Жорж Санд проводила время со своими родными и близкими друзьями.

А что останется от меня? Мои рестораны? Что ж, это тоже немало. Вот только кому все это оставить? Юрочке как самому молодому и самому близкому моему другу? Что ж, если у меня не родятся дети, то я так и сделаю. Хотя родить-то можно и от Юрочки, да только зачем ему, совсем юному человеку, ребенок? Он, конечно, человек ответственный и будет несомненно счастлив, что стал отцом, тем более что он любит меня. Но пройдут годы, я стану старая и еще более некрасивая, и Юра будет тяготиться мною, и так же, как и Сережа, встретит юную барышню, в которую влюбится… А я уже не смогу бороться за свое счастье.

Я вдруг поняла, что стою посреди гостиной, как тогда, в тот день, когда я выплескивала на Катю свое желание убить мужа, и в одной руке у меня самый настоящий пистолет. Заряженный Юрой. А в другой – подушка. Призрак Сережи появился передо мной во всей своей красе. Нежная улыбка его принадлежала теперь уже не мне, а всем тем, другим женщинам, которых он любил и которые любили его. Он смотрел как бы мимо меня, в тот слой жизни, куда мне вход был запрещен, тот слой жизни, куда был вхож только Сережа со своими девушками. И я слышала за спиной их смех, они смеялись надо мной.

Я прикрыла подушкой пистолет и мысленно выстрелила. Мысленно. Снова мысленно. И все вокруг покрылось гусиным пухом.

Я вернулась на диван. Сердце мое колотилось. Я представила, что это я убила своего мужа. Я закрыла глаза. Вот я беру веник и начинаю прибираться, подметать, смахивать с мебели белый пух…

Я встала, когда обнаружила, что мои внутренние подсознательные видения растворились в одной четкой картинке: на голове одной из стоящих на специальной подставке красного дерева дрезденских фарфоровых статуэток, изображавшей танцовщицу в розовой пачке, повисло маленькое пуховое перышко. Как если бы это была ее шляпка с пером. Но я точно знала, что она была без шляпки.

Я подошла, взяла перо. Дунула на него. Видение не исчезло. Перо было настоящее, белое, пушистое. Оно трепетало от моего дыхания.

Я повернула голову и вдруг увидела еще одно маленькое перышко, застрявшее в складках кружевной занавески, окаймленной зелеными тяжелыми шторами.

Третье перо я обнаружила в хрустальной корзине, четвертое – на подсохшей красной розе, одной из пышного букета, подаренного кем-то из поклонниц моему мужу после спектакля.

Энергичным шагом я вошла в спальню, откинула покрывало, белое, стеганое, итальянское, и посчитала сложенные пирамидками все мои подушки. Их должно было быть шесть, а было только пять!

Значит, это все-таки я…

Я снова вернулась на диван. И когда же это произошло?

Голова моя работала на редкость ясно. Я знала, что наша память устроена таким образом, что в самых тяжелых, стрессовых случаях она может заблокировать какие-то моменты нашей жизни. Стереть – навсегда или на время.

Значит ли это, что я, которая все эти годы замужества вынашивала сценарии убийства мужа, все-таки привела приговор в исполнение? Интересно, и что же было последней каплей?

Я улыбнулась: должно быть, меня вывела из себя улыбка (точнее, приторная улыбочка) Сережи, обращенная ко мне в тот момент, когда я пообещала ему кабриолет. А может, то, с какой грубостью и даже жестокостью он взял меня там, в прихожей? Словно я была коза, а не утонченная женщина. По сути, меня изнасиловали.

Я смотрела на то место, где должен был стоять Сережа в тот момент, когда я выстрелила в него. Как он здесь оказался? Ведь когда я уезжала на дачу к Машке, Сережа спал. Вероятно, это были последние «кадры» того дня, сохранившиеся в моей памяти и связанные с мужем. А на самом деле я разбудила его, позвала в гостиную, он вошел, я подозвала его поближе, потом взяла с кресла подушку, прикрыла ею свой приготовленный заранее пистолет и выстрелила. Прямо в сердце.

Что было потом?