Утерянный рай

Отец частенько уезжал из Кегеня на целину. Зарабатывали там неплохо. Договаривался с директорами совхозов. И они закрывали наряды так, как надо. В общем, жили не тужили. Но Ваха по настроению отца, по разговорам родственников-чеченцев, которые часто собирались в доме, чувствовал их какую-то обиду на мир. Все вспоминали Чечню, из которой их когда-то выслали. Погибших родителей. Дома в Гудермесе. И сам Ваха впитал это чувство обиды за свой народ.

Держались молодые нохчи как-то обособленно от всех остальных. И хотя все они ходили в школу, ни с кем там не дружились. И на улице тоже сколачивались в отдельную стаю.

В прошлом году Ваха закончил школу, но учиться дальше не пошел. Семья решила, что надо помогать отцу. Вместе с другими они создали строительную бригаду. Поработали у себя в Кегене. А нынешним летом махнули сюда, на целину. Благо тут в районе большим начальником был двоюродный дядя Вахи, Руслан Сулбанов. Он и устроил их бригаде хороший подряд на строительство.

Но работа с самого начала как-то не задалась. То кирпич есть – раствора нет. То раствор «бар» – кирпич «джок». В общем, не работа, а так, маета. Все сидели. Точили байки. Злились. Так вот, походя, вчера и прицепились к местному пареньку. Слово за слово. Гордому Вахе показалось, что разговаривал он с ним недостаточно почтительно. Это его заело. Вот и ударил. А тут подскочили Адам с Ахмадом. Тоже стукнули. Ощущение у Вахи осталось неприятное. Получилось, что втроем на одного. Гордиться особенно нечем.

И вот теперь налетели русские.

По правилам надо разбираться. То есть враждующие партии, выстроившись друг против друга, должны выяснить отношения. Возбудиться взаимными обвинениями и оскорблениями. И уже после этого, дойдя до точки кипения, начать драку. Но Дубравин (и откуда только взялось?) понимал: чеченов больше, и рассчитывать надо только на внезапность и натиск.

Поэтому он лишь одну секунду молча смотрел на то, как у переднего низенького, но широкого, «с дуб», коротконогого парня со странной для чечена шапкой рыжих волос блестели зубы и отливала кровь с лица. А потом кивком позвал к себе Вовку Лумпика и коротко спросил:

– Этот тебя бил?! – И, не дождавшись ответа, сам не понимая, как все происходит, выкинул вперед правую, сжатую в кулак руку.

Удар пришелся прямо в подбородок. Клацнули зубы. Однако от сильного, неожиданного тычка странный чечен не упал. Он сделал несколько шагов назад на согнутых ногах. А Дубравин в это время, не медля ни секунды, достал левым боковым в челюсть стоявшего рядом длинного носатого парня. Тот, видимо, не ожидал такой прыти и рухнул как подкошенный.

Третий, скуластый, в расстегнутой до пупа рубахе и шляпе с обвисшими полями, нацелился было ему в затылок, но Коська Шарф, зорко ловивший происходящее, лихим прямым ударом свалил и этого на землю. Только шляпа покатилась по песку.

Началась свалка. Шурка бил в чьи-то невесть откуда возникающие перед ним лица. Кто-то сзади колотил его по широкой спине.

Через минуту враги оправились от первого натиска. Они дружно откатились назад, подскочили к лесам, похватали доски и лопаты, которых полно валялось на стройке. Шурка неожиданно обнаружил, что он стоит один, безоружный, перед толпой разъяренных чеченов. Еще миг – и его замолотят кольями, затопчут. Мгновенно подхватил с земли громадное, обтесанное топорами сосновое бревно, на котором до их прихода сидели в рядок шабашники. Поднял это «орудие возмездия» и сам удивился, с какой легкостью оно поддалось. Выставив вперед более тонкий конец и размахивая им из стороны в сторону, двинулся навстречу вооруженным лопатами и палками врагам. Конечно, ошкуренное бревно – не сабля, но сам его тяжеловесный вид и страшный крик Дубровина подействовали. Шабашники бросились врассыпную в разные стороны.

Шурка пробежал за рыжеволосым с десяток метров. Не догнать. Улепетывает, как заяц. Швырнул вслед ему бревно.

А парни, ринувшись вслед, хватали обломки красного кирпича, куски бетона и швыряли в бегущих. И так гнали их по полю все дальше и дальше.

Шурке пришлось долго кричать, пока вся его армия не вернулась.

Сошлись у крайнего дома. Каждый радостно и возбужденно рассказывал, как бился. Кого свалил. Кого достал. Показывали раны. Коська, тяжело дыша:

– Я смотрю, ты так резко… Секунда – и двое уже готовы. А третий тебя сзади обходил. Целился. Я его сходу прямым в пятак. К-а-ак дал. Он – брык с копыт.

– Сам удивился, как у меня так ловко получилось…

– А я длинному доской по хребту врезал. Он аж крякнул и вот так разогнулся, – радостно размахивал руками Колька Рябуха, показывая, как выгнулся длинный.

– Ого-го!

– Будут знать, как трогать наших… – крутился и жужжал Комарик. – Я тоже…

– Ты как в том анекдоте, – перебил его Коська. – Комар прилетает к комарихе и хвастает: «Там в лесу слона бьют. Я тоже его два раза ногой пнул…»

– Га-га-га!

– Ха-ха-ха!

– Ну т-ты д-даешь. Точно, – бормотал заика Леля.

– Надо уходить, – когда смолк хохот, произнес Шурка, потирая ушибленную руку. – Ни к чему нам тут светиться. Пошли!

И они дружно, радостно переговариваясь на ходу, двинулись кучей к дороге…