Утешение историей

В переводе «фронда» означает «рогатка», «праща». Знаменитое восстание получило свое название из-за того, что парижские мальчишки в начале его стреляли по королевским солдатам из рогаток, притаившись за углом. Толковый словарь, кроме прямого значения, дает еще одно, переносное: «непринципиальная, несерьезная оппозиция по личным мотивам». Ничего себе несерьезная! Народу положили тысячами! Устроили самую настоящую гражданскую войну. Брали и сдавали Париж. А потом легкомысленно махнули по-французски рукой и отделались от кошмара одним веселым словечком «Фронда»…

Впрочем, французов можно понять. Несчастная, обделенная богом. Одна война у них называлась Столетней. Другая — Тридцатилетней. А если учесть, что в 1648 г. многие во Франции еще не отошли от эпохи Религиозных войн (тех самых, с Варфоломеевской ночью!), которая была для них ближе, чем для нас сегодня Великая Отечественная, то можно понять, почему, пережив Фронду, современники д’Артаньяна ничего особенного не почувствовали. Мол, пронесло — могло быть и хуже. Между тем параллели с нашим сегодняшним днем у Фронды просто поразительные.

Украину ведь недаром сравнивают с Францией. Но в середине XVII века эта страна была особенно похожа на нынешнюю Украину. Хотя нет. Она была все-таки значительно запутаннее и хуже. Жители соседних государств считали ее диковатой малоцивилизованной страной, населенной полуварварами. Еще не было великой французской литературы. И философии. И архитектуры. Немощеные узенькие улицы Парижа воняли помоями. Из дорог во всей стране самыми лучшими были старинные римские, насчитывавшие минимум полторы тысячи лет. По остальным было не пройти, не проехать! Там за каждым кустом на обочине сидело по волку, поджидавшему Красную Шапочку.

Жители разговаривали на разных языках и плохо понимали друг друга. Нечто похожее на нынешний французский язык существовало только в столице. На севере страны говорили на языке «ойль», а на юге на языке «ок» — и то, и другое слово означали «да». Причем, в основном говорили, а не писали, по причине почти полной неграмотности. Впрочем, во многих селах существовали свои, вообще больше никому не понятные диалекты.

ФРАНЦИЯ БЕЗ ФРАНЦУЗОВ. Жители чувствовали себя не французами, а бретонцами, пикардийцами, бургундцами. Процветало землячество и кумовство. Те же мушкетеры (аналог нашего «Беркута») комплектовались в основном из гасконцев — потомков басков, населявших юг Франции. Гасконцы тянули друг друга в Париж и захватили самые вкусные места в системе, как теперь сказали бы, «поддержания общественного порядка». С них и кормились.

Доходило и до такого. Народ в Париже выражал недовольство самым активным образом.

Остальные провинциалы искренне ненавидели Париж, высасывавший из крестьянской страны все соки, и считали его зажравшимся. Тем более, что на севере страны с голода приходилось есть лягушек, а на юге — улиток. От такой убогой жизни и улитко- и жабоеды бежали за океан — в недавно открытую Канаду, становясь совсем уж одичавшими охотниками за пушниной — трапперами (аналог наших казаков). А те, что оставались дома, назло друг другу исповедовали две конкурирующие религии — католичество и кальвинизм (разновидность протестанства). Обе христианские общины пребывали в такой «любви», что время от времени устраивали взаимную резню.

В общем, если и была в Европе по-настоящему разделенная и неустроенная страна, так это Франция. Кое-кто ее даже и страной не считал. К примеру, испанцы хотели оттяпать весь юг — тот самый, что разговаривал на языке «ок», очень похожем на каталонский и кастильский в Испании. А англичане отнюдь не считали Столетнюю войну окончательно проигранной и еще собирались во Францию вернуться, чтобы забрать «свое» — все те местности, где царил язык «ойль» и трескали лягушек.

Но и парижане были недовольны, хотя им-то жилось лучше всех! Они страдали так называемым «столичным комплексом» и считали, что все им должны — и король, и провинция, а налоги платить не любили и постоянно прятали бизнес «в тень». А так как среди парижан было больше всех грамотных, то главное их развлечение заключалось в чтении сатирических антиправительственных брошюр и листовок, авторы которых «троллили» власть. Эти листовки были аналогом современного интернета.