Утешный мир

– Да, безусловно, – живо откликнулась Вера. – Вполне может быть, что когда-нибудь меня накроет, и я закончу свои дни в монастыре, покаянно колотясь лбом о какую-нибудь каменную ступеньку. Но пока нет никаких признаков приближения этого момента.

– А ко мне-то вы зачем пришли?

– Ну, чисто «за поговорить» и разложить что-то по полочкам, как я уже упоминала. Это во-вторых. А во-первых, касательно детей.

– Сколько им сейчас лет?

– Розе 22, Тамарочке 13. Роза уже живет отдельно, с молодым человеком. Она еще застала (и помнит) меня страдающей по отцу, когда он еще мог меня «достать», и прекрасно понимает, что наши отношения были не очень-то хорошими. Когда он умер, она сказала: «Ну что ж, папа наконец отмучился. Да и ты освободилась. Ты, мамочка, у нас еще молодая и красивая, может быть, найдешь себе кого-нибудь, кто будет тебя ценить.» Я вежливо ответила: «Спасибо, дочка, на добром слове, но мне пока достаточно». А вот Тамарочка очень переживала.

– Она любила отца?

– Да. Роза его боялась – он ведь и с детьми был, в общем-то, такой же, как и везде. Заботился, по-настоящему, помогал, учил – но во всем этом мог быть жесток и, кажется, получал от этого удовольствие. Любимая фраза (особенно по пьяни): мои дети, что захочу, то и сделаю, хоть с кашей съем. Роза маленькая пугалась по-настоящему, убегала, пряталась, чуяла что-то. А Тамарочка кидалась к нему и визжала с восторгом: «Съешь меня, папочка, съешь скорее!» – она у нас добрая и ни в чем подвоха не видит. А он ее хватал – и: ням, ням, ням! Когда она маленькая была, это ничего, а когда ей уже десять было, это выглядело… гм… странно. Я уже собиралась с ним поговорить, но тут он заболел, и все само собой решилось. Так я вот в чем насчет них хотела с вами посоветоваться. Я сама, конечно, злодейка первостатейная, об этом и спору быть не может. Папаша их тоже не белый-пушистый был. Но вот нужно ли им об этом знать? Ну, вот обо всей этой нашей истории? Они же все-таки наши дети, и где-то в них все это спрятано и может ведь и вылезти когда-то. А своим детям, сами понимаете, всегда хочется соломки постелить…

– А сами-то вы что по этому поводу думаете? Точнее, чувствуете? – перебросила я мяч. Я никогда не видела этих детей. Как мне судить?

– Тамарочка, скорее, в мою мать пошла – добрая, наивная, мухи не обидит. И отца любила, и ориентирована вовне – что люди скажут. Ей мне не хочется очень ничего рассказывать, ведь она думает, что у нее почти идеальная семья была, и этим гордится. Пусть уж с этим и останется. А вот Роза… она уже сейчас со своим мальчиком, с которым живет… я прямо слышу отцовские нотки. А он-то ее очень-очень любит, прямо на все ради нее готов… Ей очень хочется рассказать. Решать-то, конечно, ей самой, но предупредить, во всяком случае. В двадцать-то с небольшим лет человек еще коркой не покрылся, может меняться, если захочет. Если осторожнее и внимательнее быть, к себе и к другим, многое предотвратить можно, какая бы там наследственность ни была. Я ведь права?

– Ну так вы сами все и сформулировали, если я не ошибаюсь.

– Да, действительно, – улыбнулась Вера. – Спасибо вам. Всего доброго. И вы ведь теперь запомнили, как выглядят настоящие злодеи?

– Да я, в общем-то, и раньше знала, что в жизни они не похожи на Фредди Крюгера…

Мгновение мне казалось, что я должна ей еще что-то сказать, но потом я отказалась от этой мысли. Она сама себе все скажет.

Но что же сказать читателям в заключение этой истории? Кажется, я могу только повторить слова Веры: постарайтесь быть хоть чуть-чуть осторожнее и внимательнее к тем, кто рядом с вами. Ведь многое действительно можно исправить и предотвратить. Если захотеть.

Жить с лошадью

Иногда люди приходят ко мне пожаловаться. Вот именно за этим. Это целая категория посетителей. Мне трудно назвать их клиентами или тем паче пациентами, потому что обычно они изначально в курсе цели и смысла своего визита. Они не собираются что-то делать или что-то менять в своей ситуации (часто они, в сущности, и не могут ничего изменить по прямой теме своей жалобы), они не ждут от меня умного совета, не надеются (и, в общем-то, не стремятся) достичь инсайта в психотерапевтической беседе, изменить свои чувства или выработать какую-то новую стратегию поведения или отношения к проблеме. У них просто наболело, и им хочется пожаловаться на происходящее кому-нибудь новому и нейтральному. Я, как им кажется, вполне подхожу. Некоторым никакая обратная связь не нужна вообще – достаточно самого наличия внимающего персонажа, – но многие хотят услышать от собеседника что-то вроде: «Эка в какую тяжелую ситуацию вы попали! И как достойно вы себя в ней ведете! И как при этом страдаете! Прямо ужас какой-то!»

Такие люди практически всегда приходят поодиночке и всегда жалуются на кого-то: на мужа, на жену, на детей, на мать, свекровь или тещу, на учителей своего ребенка. Иногда (сейчас – много реже) на государственный строй или просто на тяжелые жизненные обстоятельства.

* * *