Утоли мои печали

Петра Акимовича в тот же день приказным порядком положили в ведомственную клинику на обследование, Глафире помогли уволиться за два дня с грамотами, поощрениями и в полном почете.

У Петра Акимовича нашли переутомление, небольшое истощение и гастрит.

Прочитанный на истории болезни диагноз послужил объявлением священного похода Глафиры Сергеевны за счастье и здоровье своего мужа. Набатом, можно сказать!

И на-ча-лось!

Теперь Петр питался исключительно правильно, а водителю, что его возил, вручался набор термосков с обедом и полдником для Петра Акимовича. В обязанности секретаря входил подогрев обеда и отслеживание, чтобы начальник обязательно вовремя поел. Если тот отнекивался или обещал, что поест потом, в ход шли угрозы пожаловаться Глафире Сергеевне.

Разумеется, в институте имелась прекрасная столовая, но, проверив ее меню, опять-таки через секретаря Вершинина, Глафира категорически решила, что ее муж будет есть только домашнее.

Петр Акимович подтрунивал над женой, над этим ее энтузиазмом и чрезмерной, хлопотливой заботой, но в глубине души был доволен и просто таял, как масло на солнце, от ее опеки и любви.

Его великий наставник и учитель профессор Полянский сказал как-то Петру в доверительной беседе:

– Запомните, Петя, чтобы ученый мог долго и плодотворно работать, помимо таланта, гениальности, трудолюбия, бесконечной работоспособности и упорства, ему прямо-таки жизненно необходимы две вещи. Первое – это обязательно заниматься каким-нибудь спортом, хотя бы зарядкой по утрам и ходьбой при любой возможности. Любыми активными нагрузками в свободное время. Потому как, увы, «чугунную поясницу» в науке никто не отменял и ученому приходится штудировать массу научной литературы, а нам с вами еще и часами стоять у кульмана, разбираясь в чертежах, или у стенда, тестируя модели. Поэтому движение для ученого чрезвычайно важно! И второе, – тут он поднял вверх указательный палец левой руки, подчеркивая особенный статус момента, – может, и самое важное из всего перечисленного: надо иметь правильную жену! У ученого должна наличествовать жена определенного склада характера, в полном понимании этого определения: настоящая жена ученого, которая возьмет на себя всю вашу жизнь и при этом будет неукоснительно следить за вашим здоровьем, вашим отдыхом и распорядком, и устроит вашу жизнь таким образом, чтобы вы как можно больше могли отдаваться своей работе.

– Дак такая жена каждому нужна, – посмеялся тогда Петя.

– Не каждому, – возразил мудро профессор.

А сейчас, много лет спустя, Петр Акимович частенько вспоминал тот давний разговор, глядя на свою Глашеньку, любовался ею и отмечал все, что она делает для него, для детей, и чувствовал устойчивую радость и тепло от той домашней устроенности, уюта, которым она окутала его и семью. И улыбался, думая, что он-то как раз нашел настоящую жену ученого. В полном смысле этого слова.

Дом блестел от чердака до подвала, дети присмотрены, заняты развивающими интеллектуальными играми, обихожены и постоянно под зорким оком матери. Петр Акимович одет с иголочки у лучших портных Москвы и носит обувь, сшитую на заказ, белоснежные рубашки ручной работы стопками, в том числе и в шкафу его рабочего кабинета, как и носки, галстуки и накрахмаленные носовые платки на всякий случай.

Мама Петра Акимовича Полина Георгиевна на пенсию не вышла, а так и продолжала работать в Центральном архиве, а все хозяйство и быт семьи взяла на себя Глафира Сергеевна и вела его с таким блеском и так тонко, талантливо, но твердой уверенной рукой, что очень скоро их дом стал центром притяжения всех друзей, коллег и учеников Петра Акимовича, а иже с ними и их семей.

Да, про дом надо рассказать отдельно.

Еще в тридцатых годах научным работникам университета, в котором учился Петр Акимович, правительство выделило в поселке земли для дачного строительства. Профессор Полянский также имел в том поселке дачу, на которую не раз приезжал Петя, еще будучи студентом.

Вот как-то они прогуливались по поселку – профессор и приехавшие к нему студенты, и проходили мимо большого участка, окруженного покосившимся забором, за которым сиротливо торчал небольшой и явно нежилой, тихо ветшающий и разваливающийся домик.

Петя поинтересовался, кто здесь живет, и профессор поведал, что участок достался одному доценту, но не понравился ему. Кое-как выстроив временное строение, доцент побывал здесь пару раз, да так и забросил дачу, посчитав себя обиженным коллегами, обделившими его в раздаче участков.

– А что в нем не так, в этом участке? – полюбопытствовал Петя Вершинин.

– Он крайний на этой линии и, видите, заканчивается неким клином, за которым сразу начинается лес, – принялся охотно пояснять профессор. – И поэтому оказался очень большим, аж двадцать пять соток. Разделить его на два стандартных нареза не получается. Один кусок остается слишком малым. Да и то, что он крайний, у самого леса, не всем нравится.

– А мне вот нравится, – заглядывая через забор, заметил Петр. – Я бы хотел, чтобы у меня был такой участок, и дом бы на нем построил, – мечтательно размышлял он.