Утоли мои печали

– Да знаете куда вашу ипохондрию! – предложила Марьяна и распорядилась: – Давайте-ка поднимайтесь, и пойдем чай пить, я хлеб испекла, еще горячий.

Ну, и ясно, что основной темой переживаний, гордости и большинства разговоров для Глафиры Сергеевны являлся обожаемый внук Григорий Павлович. Марьяна была посвящена во все перипетии его жизни и работы, все его достижения, открытия и победы, во все сложности, бытовые проблемы и встречи-расставания, разумеется, ровно настолько, насколько он сам посвящал в это свою бабушку.

Но огромная куча потрясающих фотографий, что пересылал Григорий Глафире Сергеевне, потрясала Марьяну, а сильно смягченные и отредактированные для бабули (как она подозревала) истории о тех или иных его трудностях и приключениях, дорисованные ее воображением, завораживали.

Глафира Сергеевна всегда громко, живо и весело разговаривала с внуком по скайпу, и частенько Марьяна становилась невольной свидетельницей их общения, стараясь не попадать в объектив компьютерной камеры.

Всех, кто препятствовал ее внучку на научном пути: тех же чиновников патентных бюро или ученых, раскритиковавших его статью или какую-нибудь научную работу, Глафира Сергеевна неизменно называла идиотами и грозилась обратиться к друзьям и коллегам Петра Акимовича, чтобы «навалять там по мордасам тупым отъетым!». Каждую появляющуюся случайно или официально рядом с Григорием женщину на фотках ли, или представленную во время связи по скайпу ей внучком, она подвергала тщательному изучению, после чего давала оценку, как правило, всегда одну и ту же:

– Фря какая-то бестолковая. Ни о чем! Не по искусственным зубам ей Гриша!

Почему-то каждую его даму Глафира Сергеевна подозревала в искусственно красивом оскале, сделанном дантистами. Марьяна каждый раз смеялась и уверяла, что некоторые барышни рождаются с хорошими зубами.

– Вы ревнуете, – подкалывала она воинствующую старушку.

– Конечно! – ничуть не смущаясь, соглашалась та. – Гриша моя гордость и радость, самый любимый внучок. Почему это я должна отдавать его каким-то недостойным женщинам. – И вдруг заявила, сильно удивив Марьяну: – Достаточно и того, что я Васеньку своего отдала этой Валентине. Дура старая, согласилась тогда с его выбором, уговорил он нас, мол, любовь-морковь такая уж. Да она ему и близко не подходила: он в Петрушу пошел, умница и красавец, и личность сильная, яркая, а эта истеричка расчетливая, да еще недалекая, – и вздохнула, отмахнувшись от внезапной темы: – Да бог с ней, чего уж теперь, придется донашивать ее в семье до смерти. Я о другом говорю! Гришеньке особая жена нужна, вот такая, как ты.

– Ага, – поддержала иронично Марьяна. – У меня и документ имеется.

– А почему нет? – настаивала эмоционально Глафира Сергеевна.

– Может, потому, что он решительно не женат и, судя по всему, так же решительно и не собирается менять свой социальный статус? – выдвигала предположение Марьяна.

– Ерунда! – заявляла бабушка. – Просто не встретилась ему стоящая женщина!

От данной темы Марьяна старалась уходить и отшучивалась, но Глафира Сергеевна совершенно очевидно и почти не скрывая, всячески старалась сосватать девушку за любимого внучочка, правда, несколько странным образом – насколько известно было Марьяне, Григорию о существовании в ее жизни соседки бабушка ничего не говорила, даже не посвятила его в то, насколько они сблизились.

Марьяна не спрашивала почему – значит, есть у человека какие-то резоны так поступать. А вот ей, ровно наоборот, Глафира Сергеевна все уши продудела про своего Гришеньку разлюбезного – и такой он, и растакой, и разлучший-перелучший, а уж умный-переумный, только держись! Прямо «полный самых законченных достоинств» герой, как сказал Уильям наш Шекспир.

– Эй, Глафира Сергеевна, – возмущалась преувеличенно Марьяна на ее очередную хвалебную эскападу Гришеньке, – вы что тут, сватать меня никак намылились?

– И ничего подобного, так, хвастаюсь внучком, – отговаривалась та.

– Да, конечно! – саркастически соглашалась девушка. – Вы хитрющая старушенция, вы и не такое придумаете. Вы же жульничаете постоянно!

– Когда это я жульничала? – тут же подхватывалась возмущенно старушка.

– Да постоянно! – веселилась Марья. – Третьего дня в лото, например, поназакрывали клеток не по номерам втихаря, пока мы там с Женуарией ковырялись в цифрах. А в карты дурите Женуарию и Романа Борисовича и вечно обдираете их, как липку. Я ж говорю: жульничаете беззастенчиво!

– И ничего не постоянно, – возразила Глафира Сергеевна. – Так, для бодрости иногда. По большей же части, я честная бабушка.

– Ага, – хохотала Марьяна. – По той части, которая вам удобна!

Они обожали такие вот словесные пикировки, розыгрыши, подначки друг друга и подшучивание над простодушной Женуарией и соседом Романом Борисовичем, зачастившим на огонек в усадьбу последнее время.

Но смех смехом, а Марьяна давно уж поняла, что влюбилась в Григория Вершинина. Вернее, не столько в него, сколько в его сильно героизированный образ. И посмеивалась над собой и этой своей девчоночьей влюбленностью в далекого мужественного героя.