Утомленные вином

А затем случилось то, что рано или поздно должно было случиться.

Во время гастролей в Ленинграде она вместе с одним из коллег злоупотребила алкоголем, что стало впоследствии предметом разбирательства в коллективе.

В связи с тем, что этот инцидент был уже не первым, актрисе предложили уволиться.

Симонов какое-то время боролся за жену, пытался ей помочь, заставлял лечиться.

Однако все было бесполезно: болезнь зашла уже слишком далеко.

Ослепительная красота Серовой, когда-то так поразившая Симонова и многие годы являвшаяся для него источником вдохновения, таяла на глазах. Отчуждение между супругами нарастало.

Справедливости ради надо заметить, что и сам Симонов после смерти вождя переживал не лучшие времена.

Менялись времена, а вместе с ними менялись оценка и отношение к творчеству самого поэта.

Симонов терял один пост за другим, а дома его вместо друга и помощницы ждала опустившаяся алкоголичка.

В конце концов, он не выдержал, и в 1956 году ушел к вдове своего фронтового товарища, поэта Семена Гудзенко, Ларисе.

На следующий год случилось то, что и должно было случиться: звездная пара рассталась.

У Симонова появилась новая семья. А у Валентины не было ничего, даже работы.

Симонов жизнью бывшей супруги не интересовался. А со временем даже снял со стихов посвящение Валентине, оставив её инициалы «В.С.» только над своим великим «Жди меня».

Более того, после развода Симонов разменял их шикарную квартиру, и Серова оказалась в коммуналке.

Сюда вернулся из исправительной школы и ее сын Толя, еще более нервным и неуправляемым.

Он продолжал пить и хулиганить, а пьющая мать не то что с сыном, с собой совладать не могла.

Дочь воспитывалась у бабушки, которая порою отказывалась даже показать внучку Валентине.

И бывшая любимица всей страны писала унизительные письма собственной матери с просьбой устроить свидание с дочерью.

Но строгая женщина старалась не подпускать Валентину к Маше.

В ответ Серова обвиняла мать в том, что та использует ребёнка, чтобы получать алименты от Симонова.

Время от времени Серова оказывалась в больнице, выходила и снова срывалась.

Со сберкнижки ей теперь позволялось снимать лишь небольшую сумму денег — этого добились через суд родственники.

Кое-как ей удалось пристроиться в областной Ногинский драматический театр.

Частенько она выходила на сцену подшофе, чем удовлетворяла любопытство «театралов», приезжавших специально поглазеть на пьяную Серову, посудачить и посмеяться.

Она осталась совсем одна.

Никто из родственников ей не звонил, когда она лежала в больнице — не навещал.

Клавдия Васильевна Половикова, получавшая от Симонова на Машу большие алименты, всячески препятствовала общению Серовой с дочерью.

И вдруг неожиданно нашелся отец Валентины.

Василий Васильевич не пытался появиться в жизни дочери в период ее процветания, а когда та, оставленная всеми, оказалась в беде, бросился на помощь.

Он нашел лучших врачей, убедил Симонова разрешить матери видеться с Машей, подыскал за городом уютный домик, в котором, как планировалось, будут жить летом Серова и слабая здоровьем девочка.

Серова всем сердцем стремилась начать новую жизнь, но ее надеждам не суждено было сбыться.

У Серовой всё теперь было в прошедшем времени — семья, слава, любовь. И только одна смерть оставалась в будущем.

И самой большой трагедией Валентины было то, что она это понимала.

«После расставания с Симоновым, — рассказывала Римма Маркова, — Валя всё серьёзнее начинала пить. Был у нас такой спектакль — „Анфиса“.

Я как-то вхожу в гримёрку и чувствую запах спиртного. Вместе с Зиной, однокашницей Серовой, пока Валя была на сцене, начинаем проверять её вещи.

Так и есть — в шубе из обезьяны, которую Вале из-за границы привёз Симонов, обнаружили тайный карман, а в нём полупустую бутылку коньяка.

Только Зина забрала бутылку, входит Серова. Я выбежала из гримёрки, а она меня через минуту зовёт: „Римма! Отдай бутылку!“

Женский алкоголизм ведь неизлечим. Да ей никто и не хотел помочь. Сколько раз я ходила на „Мосфильм“, в Театр киноактёра. Гибнет человек, говорила, спасите. Но куда там…

Серова и сама понимала, что это конец. Но ей уже было всё равно.

Она сильно изменилась, одна кожа да кости остались. Когда она жила в Оружейном переулке, я нередко помогала ей дойти до дома. Вводила пьяную, в разных ботинках, в квартиру.

Толя, сын её, бандитом стал, дачу сжёг.

Однажды Валентина Васильевна позвонила мне: „Римма, приезжай, спаси меня“. Оказалось, Толя разбушевался, двери в квартире начал рубить.

Мне и самой страшно стало, думала: а ну как он и меня саданёт топором. А когда Толю посадили, у Серовой стал жить какой-то мальчик.

Помню, пьяная Валя открывает мне дверь и говорит: „Познакомься, Римма, это Сюся. Моя последняя любовь“. На ней был синий спортивный костюм, нос, который и так был большим, от худобы стал ещё больше. Ничего похожего на прежнюю Серову. Её и на улице уже не узнавали. Страшный конец…»

Весной 1960 года Серова подала в суд иск «о возврате ребенка».