Утонувший в кладезе

Снежана глаз не закрыла, смотрела на чародея – снова удивленно и радостно. Вздохнула бурно, потянулась к нему губами.

Пора, подумал Свет. Коснулся мягких губ и тут же пустил десницу в путешествие по девичьему телу.

Разочарование постигло его незамедлительно – левая персь Снежаны оказалась настоящей. Даже сквозь платье чувствовалось, сколь она горяча и упруго-податлива. Через мгновение такой же оказалась и правая. А когда Свет вклинил ногу меж стегон предполагаемой лже-девицы, все стало ясным окончательно. Низ живота Снежаны ничем не отличался от Забавиного – перунова корня там не было и в помине.

Нет, перед Светом стояла стопроцентная девица – корень от прикосновения не спрячешь никакими заклинаниями. Да и прижималась она к чародею – по-девичьи – с явным удовольствием.

А вот это было уже лишнее. Мало ему в жизни других забот!.. Но отталкивать княжну ужасно не хотелось.

Именно по этой причине он ее и оттолкнул.

– Что вы, чародей?

Радость в глазах девицы исчезла, удивление осталось. Однако это было уже совсем другое удивление.

И когда Свет, вернув себе невидимость, сбегал из ее комнаты, он сбегал и от оного удивления.

Вернувшись в гостевую, он снова задумался.

Ладушки-оладушки, княжна оказалась настоящей. Может, она все-таки ведьма? Да нет, непохоже… Что ж, по-видимому, серебристые ниточки в трапезной создало его буйное воображение.

Ужель бы варяги использовали в качестве своего лазутчика ведьму – слишком уж просто лишить ее Семаргловой Силы. Хотя бы применив испытанное в веках средство, называемое изнасилованием…

А с другой стороны, знавала Колдовская Дружина ведьм, коим перунов корень не приносил ни малейшего вреда. И даже паче того – полноценное удовольствие… Да, знавала Дружина подобных ведьм. Мать Ясну, к примеру.

Словом, понятно одно – если на чародея Смороду был расставлен капкан и если оный чародей в оный капкан угодил, то никакого прояснения в результате не случилось. А значит, самое времечко сконструировать собственную западню. Уже не на дочь Белояра Нарышки.

Конструированием этой западни он и занялся.

* * *

В дверь постучали очень тихо.

Пришлось поднять голову, прислушаться. Почему стучат, а не звонят в колокольчик?.. Стук повторился. Пришлось встать с кровати, зажечь ночник – странно, вроде бы он его не гасил – и подойти к двери.

– Кто там?

– Откройте, сударь волшебник, – донесся умоляющий шепот. – Это я… Пожалуйста, откройте!

Нельзя назвать шепот знакомым, если ты ввек его не слышал. Однако Свет сразу понял, кто находится за дверью. Включил Зрение. Вгляделся.

Она стояла в коридоре одна-одинешенька. Аки луна на небе без звезд. В ее ауре не было ни толики угрозы. Или ненависти. Лишь знакомые розоватые всполохи – цвет Додолы.

– Зачем? – шепотом же спросил Свет. И подивился глупости своего вопроса.

– Откройте, чародей! – снова взмолилась она. – Я прошу вас. Мне нужно кое-что вам сказать.

Лучше всего было бы посоветовать незваной гостье отправляться прочь, в собственную постель. Еще вчера чародей Сморода именно так бы и поступил. Но не теперь.

К тому же, она вообще не должна была стоять возле гостевой – отвращающее заклятье цепным псом охраняло дверь. И потому стоило разобраться, каким образом девице удалось справиться с оной животиной.

Была, правда, и другая причина излишней покладистости, но ее Свет отмел сразу. Чушь какая!..

Он выключил Зрение. И отодвинул щеколду замка.

Княжна Снежана несмело, бочком перешагнула порог, замерла, прижав к груди покрытые гусиной кожей руки – ночная рубашка у нее оказалась без рукавов.

– Это я, чародей – сказала она и переступила босыми ногами.

– Да, я заметил, – сказал Свет.

Она снова переступила с ноги на ногу. Даже в свете ночника было видно, как горят ее ланиты.

– А больше вы ничего не заметили? – спросила она.

– Заметил, – сказал Свет. – Заметил, что вы раздеты. И что находитесь там, где ни в коем случае не должны находиться опосля нашего последнего разговора. Вот если бы вы были Забавой…

– Я вам не забава! – Княжна сверкнула очами. – Я девица серьезная!

– Это я тоже заметил, – сказал Свет. – И потому не верю, что ваша недавняя пылкая ненависть столь скоро превратилась в безрассудную любовь.

Она вся как-то сразу угасла, сжалась, уронила руки. И стало видно, что рубашка у нее на груди почти прозрачна. И что за этой полупрозрачностью скрывается нечто очень и очень усладительное. Как только что истопленная печь морозным сеченским вечером…

И Свет понял, что ему жутко хочется попробовать эту усладу. Что их с Забавой ночи стали для него чем-то совершенно необходимым, без чего жизнь уже не полна своего смысла. И что не заменишь ни активными фехтовальными упражнениями, ни сочинительством небылей…

– Да какая там ненависть! – сказала она голосом Забавы и рассмеялась. Смехом Забавы. – Я же вас люблю, чародей! Без вас – хоть в петлю…

И тут в дверь снова постучали – осторожно, несмело, тайно.

Княжна ни капельки не испугалась. Шагнула к нему, колыхнула персями, взялась руками за подол ночной рубашки.