У миссис Джозефины были протокол и анкета, которую нам с Брюсом предстояло заполнить, но я знал, что это будет необходимой ложью. А к настоящему соглашению мы придем уже после того, как она уйдет. Шесть месяцев до того, как я официально стану мужчиной, но правый кулак уже был наготове на случай, если придется защищаться.
Когда Брюс распахнул дверь, я заметил, что его голова наклонена вниз. Он ждал мальчика. А затем он поднял глаза на мое лицо, задрал голову, чтобы видеть меня.
– Вот дерьмо.
Я смотрел на него так, как он на меня долгие годы. Взглядом, свидетельствующим о том, что я был сильнее. Если бы он пошел против меня – попытался пнуть или толкнуть, словно жизнь – это армрестлинг, – у него бы не получилось. Больше нет.
– Извините? Все верно? Вы Брюс Джонс? Простите. Просто я знаю так много семей… – Миссис Джозефина снова начала листать бумаги.
– Все правильно. Это он, – ответил я низким голосом.
– О, хорошо. Рада вас видеть…
Миссис Джозефина, должно быть, много раз попадала в неловкие ситуации в своей жизни, но я был почти уверен, что эта – учитывая, как сердито я смотрел на своего отца, который выглядел испуганным и примерно на двадцать лет старше, чем должен был, если свериться с его датой рождения в досье, – вошла бы в десятку тех, что вызвали у нее сильное отвращение. Она не воссоединяла ребенка и родителя. Она соединяла вендетту и проклятие.
Слава богу, она начала заполнять анкету, пока я затаскивал чемоданы в свою старую комнату. Все здесь было по-прежнему. Та же кровать, то же одеяло. Я не смог удержаться и, пока миссис Джозефина узнавала у Брюса, какими хобби мы с ним планируем заниматься, перегнулся через стол и заглянул в окно Пикси. Оно было плотно задернуто черными шторами, а мое окно – приоткрыто, всего на дюйм или около того, но оно оставалось открытым. Металлический пандус все еще был зажат между домами под нашими окнами, ржавый и древний, как и все за окном.
Сердце подсказывало мне, что она все еще там, но возможно, это не так. Я слышал, как Брюс давал какие-то дерьмовые ответы, как будто мы с ним собирались поиграть в мяч. Он закрыл для меня дверь к Буратонам. Решил силой вернуть в свою жизнь огромного, оборванного, злого подростка. И я позабочусь о том, чтобы он пожалел об этом.
Я вошел в гостиную.
– Эй, миссис Джозефина, это здорово и все такое, но мы оба знаем, что анкетирование – дерьмо.
Брюс заговорил, возможно руководствуясь знаниями, полученными на уроках по воспитанию детей:
– Сын, мы не разговариваем с дамами в таком тоне.
Бедняга. Как будто он был какой-то причудливой пожилой южанкой.
– Ты про эту леди? Она в десять раз круче, чем ты когда-либо будешь. И не называй меня сыном. Я только три часа назад расстался со своим настоящим отцом.
Я заметил, как его лицо и грудь дрогнули от моих слов. И ощутил вкус победы. Его новый страх был тем, чего я с нетерпением ждал. Я посмотрел на миссис Джозефину.
– Эта бумажка ведь не вернет меня домой, к моей настоящей семье? Вам уже пора идти. Темнеет, и в этом районе бывает неспокойно.
Я подошел к двери и придержал ее открытой.
У этой женщины была душа. И наверное, было несправедливо обращаться с ней так. Она видела, откуда меня забрала. Из прекрасного дома, из любящей семьи. А теперь вернула сюда. Может быть, мысли обо всем этом и помешают ей уснуть, но я был вымотан. Мне пришлось со многим столкнуться сегодня вечером, и она – последняя дверь, которую нужно закрыть и потерять всякую надежду на то, что получится остаться в приемной семье и видеться с ними, по крайней мере до тех пор, пока мне не исполнится восемнадцать. Тогда я смогу их навещать по закону.
Я не собирался убегать. Не собирался ввязываться в неприятности, чтобы меня снова не забрали. Шесть месяцев – такова была цена. Возможно еще и за то, что я был плотью и кровью Брюса.
Она пожала мне руку и заверила, что будет на связи.
– Не переживайте. Все будет в порядке.
Когда она вышла за дверь, Брюс попытал счастья, хлопнув меня по плечу.
– Мой мальчик. У нас все будет хорошо.
Я согнул руку в локте и схватил его за запястье, затем закрыл дверь и повернулся к нему.
– Что будет, если бить ребенка всю его жизнь? А затем настоять на том, чтобы он вернулся, правда, ребенок уже на полторы головы выше тебя и теперь может бить тебя каждую чертову ночь?
Я дернул рукой, избавляясь от его прикосновения.
– Гейз, я твой отец.
Он выглядел сбитым с толку. Динамика власти в наших отношениях сильно изменилась.
– По крайней мере, ты получил то, что хотел. Все остальное – куча дерьма. Где Пикси?
Я пошел обратно в свою комнату, он последовал за мной.
– Так вот чему тебя научили эти богатые придурки? Проявлять неуважение ко мне? Ругаться на женщин? Посмотри на себя. Они купили тебя, парень? – взбесился Брюс.
Я повернулся к нему и стал рассматривать. Пробежался по деталям, которые мое подсознание зафиксировало с тех пор, как я был ребенком. Его глаза были ясными, руки не дрожали. От него не так уж плохо пахло.