Утопия в России

Мир казачества, демократический в своей основе, принимавший всех, кто бежал от общества, государства или церкви, считающийся даже моделью антиобщества, тоже порождал свои утопические легенды. Некрасовцы (по имени атамана-старовера И. Некрасова), участвовавшие в булавинском восстании (1707 - 1708 гг.), обосновались в устье Дуная, затем на побережье Мраморного моря, где следовали жестким "предписаниям Игната". В России о них ходили легенды, в середине XIX века путеводители староверов настойчиво советовали идти в "свободную землю" некрасовцев. На самом деле некрасовцы мечтали о другом - о "граде Игната", райском городе "за морем песка" (Аравией), в котором Некрасов, умерший в 1737 году, продолжает жить, и откуда он однажды вернется как "освободитель". До конца XIX века некрасовцы отправляли своих посланцев в Египет, Эфиопию, на Ближний Восток, в Индию и даже в Китай на поиски этого счастливого города [Чистов, 297 и т. д.].

Казак Пугачев, который не был старовером, объявил себя императором Петром III перед раскольниками Стародубья [Клибанов 1977, 155 и т. д.] и в 1774 году издавал манифесты с обещаниями благ, свобод, "спокойной и тихой жизни до века" при условии уничтожения "богатых преступников" [Восстание Пугачева, 176]. Пугачев - один из многочисленных русских царей-самозванцев. Их появление всегда было связно с утопическими легендами о возвращении царя-освободителя (царь redivivus) из дальних земель, где нет правителей и повинностей. Воплощение социального идеала в данном случае было результатом не постепенной общественной эволюции, а чудесного вмешательства "освободителя" или "выхода за пределы феодального мира" [Чистов, 329]. Эти легенды в какой-то степени вдохновляли крестьянские восстания XVII - XVIII веков. Манифест 1861 года об освобождении крепостных, в свою очередь, дал повод для утопических слухов, толкований и принес разочарование в надеждах на всеобщее равенство. Бегство в утопию, продолжавшееся в России гораздо дольше, чем в Западной Европе, было естественной реакцией народа на свое рабство и духовную неудовлетворенность. Независимые раскольничьи секты продолжили поиски нового Иерусалима, руководствуясь уже не "старой", а "новой верой".

Царство Божие на земле: народный "милленаризм" и народное мессианство

Спорно традиционное деление сект на раскольничьи и нераскольничьи, а среди последних - на "мистические" и "рационалистские". Большинство из них в разной степени разделяло "милленаристские" и (или) мессианские надежды, а также связанную с этими надеждами религиозную практику. "Милленаризм" или хилиазм (ожидание радикальных мировых перемен, новой эры покоя и счастья, наступления "Царства Божия" на земле - ср. Ап., 20) и мессианство (вера в спасителя, пришедшего или собирающегося прийти) чаще всего дополняют друг друга и не отделяют религиозного от социального. Мы, однако, считаем необходимым различать духовные утопии мессианских экстатических сект и практические утопии милленаристских сект-общин.

Самыми многочисленными из экстатических или "мистических" сект были хлысты, появившиеся в начале XVIII века. Один француз, часто посещавший кубанских хлыстов между 1903 и 1905 годами, сообщал, что по всей России их около ста семидесяти пяти тысяч. Основа хлыстовского мистицизма - вера во вселение Христа или Богоматери в мужчину или женщину, достигших морального и духовного совершенства путем умерщвления плоти. Основатель секты хлыстов костромской крестьянин-дезертир Д. Филиппов (ум. в 1700 г.), объявив себя "Господом Саваофом", а своего ученика И. Суслова - "Христом", выбросил все свои книги в Волгу, чтобы заменить их двенадцатью простыми и строгими заповедями, среди которых - заповеди не жениться (если женат, разведись), не пить спиртное, не воровать, не сквернословить2, хранить тайну учения и верить в Святого Духа [Кельсиев, I, 126]. Между небом и землей больше нет непреодолимого расстояния. "Христы" и "богоматери" становились "кормчими" хлыстовских "кораблей" (от восьми до ста членов) и окружали себя двенадцатью "апостолами". "Корабль" собирался в закрытом помещении (комнате, пещере), называемом "сионской комнатой", "домом Давидовым", "Иерусалимом". Участники надевали длинные белые рубахи, читали Писание и пели гимны. По праздникам хлысты предавались экстатическим пляскам (с кружением и прыжками) - радению, сходному с экстатической практикой восточных дервишей или английских трясунов и сопровождающемуся прорицаниями. "Корабль - это небо на земле. Каждый Божий человек обретает во время радения "божественный напиток", который веселит его и делает счастливым; радеющий по-настоящему презирает земные блага и обычные людские радости" [S(verac 133 - 134]