Утопленник из Блюгейт-филдс

— Спасибо. — Шарлотта вскинула подбородок, показывая, что ее нисколько не смущает то, что своим ранним визитом она доставила хозяйке неудобства. Она сама не нарушала никаких правил приличия; она была выше этого и, следовательно, не считала себя связанной подобными ограничениями. И горничная должна это осознать. — Будьте добры, передайте ее светлости, что речь идет о деле крайней важности — и мне необходима ее помощь, чтобы не дать свершиться вопиющей несправедливости. — Это должно было расшевелить Эмили, даже если та лежала в постели.

Горничная широко раскрыла глаза. Вне всякого сомнения, драгоценный камень информации проложит себе путь до комнаты прислуги; и те, у кого хватает духу подслушивать за дверьми, с удовольствием разнесут все услышанное. У Шарлотты мелькнула мысль, не переусердствовала ли она. Вполне возможно, все утро их с Эмили будут донимать разными ненужными сообщениями и назойливыми предложениями приготовить чай.

— Да, мэм, — учащенно дыша от волнения, ответила горничная. — Я незамедлительно доложу ее светлости!

Служанка вышла, аккуратно закрыв за собой дверь. Затем ее каблуки быстро застучали в коридоре, свидетельствуя о том, что она бежит, подобрав юбки.

Горничная возвратилась минуты через четыре.

— Мэм, будьте добры, пройдите в обеденный зал, где ее светлость завтракает. — Она не оставила места для отказа, даже если бы Шарлотта и собиралась отказаться.

— Благодарю вас, — ответила Шарлотта, проходя мимо служанки: это так приятно, когда перед тобой открывают дверь. Она знала, где находится обеденный зал, и могла обойтись без провожатой.

Эмили сидела за столом. Ее светлые волосы уже были уложены в затейливую прическу; она была в пеньюаре из тафты цвета морской волны, на вид очень изящном и дорогом. Шарлотта тотчас же остро ощутила собственную тусклость; она почувствовала себя мокрым осенним листом рядом с роскошным распустившимся цветком. Возбуждение покинуло ее, и она тяжело опустилась на стул напротив сестры. У нее возникли образы горячей ванны с благовониями, затем она мысленно представила, как почтительная горничная одевает ее в ослепительные мягкие шелка, похожие на крылья бабочек.

— Ну? — нетерпеливо спросила Эмили, разбивая мечты реальностью. — В чем дело? Что случилось? Не молчи же так, держа меня в напряжении! Вот уже несколько месяцев я не слышала ни одного приличного скандала. Мне приносят лишь бесконечные пересуды о любовных связях, которые давно уже были предсказуемы для всех тех, у кого есть глаза. Да и кому какое дело до чужих любовных похождений? Люди говорят о них только потому, что не могут найти ничего более интересного. И на самом деле никто ничего не имеет против — я хочу сказать, никаких пылающих страстей. Все это очень глупая игра. Шарлотта! — Она с силой опустила чашку; хрупкий фарфор звякнул, но, к счастью, не разбился. — Ради всего святого, что стряслось?

Шарлотта взяла себя в руки. В любом случае бабочки живут всего день, от силы два.

— Убийство! — выпалила она.

Мгновенно став серьезной, Эмили села прямо.

— Чаю? — предложила она, протягивая руку за серебряным колокольчиком, стоящим на столе. — Кого убили? Кого-нибудь из тех, кого я знаю?

Тотчас же появилась горничная. Судя по всему, она стояла за дверью. Эмили хмуро посмотрела на нее.

— Гвиннет, пожалуйста, принеси свежего чаю и тостов для миссис Питт.

— Да, мэм.

— Тостов не надо, — поспешно вставила Шарлотта, подумав о том, как будет влезать в шелка, подобные крыльям бабочек.

— Все равно захвати тосты, Гвиннет, — и поторопись, я не хочу, чтобы ты поспела только к обеду. — Эмили подождала, когда за служанкой закроется дверь. — Так кого же убили? — повторила она. — И как? И почему?

— Одного мальчика по имени Артур Уэйбурн, — прямо ответила Шарлотта. — Он захлебнулся в ванне — а почему, я точно не знаю.

Эмили нетерпеливо нахмурилась.

— Что ты имеешь в виду под словом «точно»? То есть ты хочешь сказать «приблизительно»? Шарлотта, ты говоришь какую-то ерунду. Кому могло понадобиться убивать ребенка? Это ведь не какой-то младенец, от которого избавились, чтобы он не мешал. Ты же сказала, что у него есть имя.

— Ну, он уже был далеко не младенцем. Ему было шестнадцать лет.

— Шестнадцать! Шарлотта, ты нарочно меня злишь? Вероятно, произошел несчастный случай. Это Томас решил, что речь идет об убийстве, или же ты все выдумала сама? — Эмили откинулась назад, и в ее взгляде появилось разочарование.

Внезапно вся эта мрачная, печальная история снова обрела реальность.

— Крайне маловероятно, что этот подросток захлебнулся случайно, — ответила Шарлотта, глядя на стол, заставленный изящным фарфором и вазочками с фруктовым джемом и усыпанный крошками. — И, определенно, не сам он спустил свой труп в канализационный люк.

От неожиданности Эмили поперхнулась.

— В канализационный люк? — воскликнула она, кашляя и стуча кулаком себя по груди. — Ты сказала, в канализационный люк?

— Совершенно верно. А до того он подвергался гомосексуальным надругательствам и подхватил одну неприятную болезнь.